Ева обернулась. Охранники молчаливой тенью следовали за ней. Что она увидела в их глазах? «А ведь всё происходит, как по нотам, – подумала она, чувствуя первый чётко выраженный прилив страха. – Постепенно устраняются все, даже Хайтек, и Кондрат теперь главный и может всё: отдать любой приказ. А если это не он, если кто-то из них?»
Что она увидела в глазах своих охранников? Непроницаемость, равнодушие или всё же хорошо скрываемый интерес? Да ещё куда-то пропала Мелани.
Ева присела у большого яблоневого дерева. С ним она тоже успела подружиться, частенько приходила сюда побыть в одиночестве, и с ним теперь тоже предстояло прощание. Охранники остановились в паре десятков метров – её личное пространство не нарушалось, – беседуя друг с другом. Но и не выпуская её из поля зрения. Быстрый, еле уловимый боковой взгляд… Что она увидела в нём? Иронию, понимание, зловещую насмешку, что «никуда ты теперь не денешься»? А если это один из них?! Или… показалось?
«Господи, да я так точно превращусь в параноика», – подумала Ева.
Она знала, как сможет избавиться от своих охранников. Она не желала обращаться за помощью, не желала никому причинить вреда, но и избавиться от них она сможет.
Суета вокруг, очень много движения. Большой отряд гидов выдвинулся к реке, колонны мирных направлялись в здание Университета, какая-то незнакомая женщина в цветастом платке, по виду жена фермера, остановилась рядом с ней:
– Идём с нами, девочка. Беда приближается.
Ева посмотрела на неё с благодарностью, а потом поняла, что следующей эмоцией стало с трудом скрываемое подозрение. Он может оказаться кем угодно! Подавила истерический смешок – даже этой женщиной. Может, это и перебор, но вряд ли он действует в одиночку. Этот Лазарь, о котором она слышала как о главном подозреваемом – почему все гиды Университета до сих пор не поймали его, якобы безобидного учёного?! Но одно точно наверняка: кем бы он ни оказался, он сейчас пристально наблюдает за ней.
Паранойя. Вот так это и происходит…
Ева поднялась – прощай, яблоня, спасибо, что иногда выслушивала меня. Всё же не удержалась и нервно хихикнула. Выдохнула глубоко: пора брать себя в руки. Огляделась. Гиды со своими скремлинами занимали боевые расчёты вдоль берега реки. Университет готовился отразить нападение корабля-призрака. А Мелани нигде не было.
3
– Ты в этом уверен? – спросил Нил-Сонов.
– Абсолютно, – патологоанатом кивнул.
– Вот как. – Нил поднялся и задумчиво посмотрел на реку, что несла сейчас свои вечерние воды мимо теплиц. – Чёрт, правда, всё меняет.
– Угу.
– Зачем ему понадобилось так много времени?
– Подожди, Нил. Лучше начать сначала. Как Лазарь, находясь на плотине, получил твою лодку? Ну, похожую на твою… Ту, что на дрезине? Ночью, по берегу – это исключено.
Нил-Сонов пожал плечами. Отвернулся, хмурясь. Потом посмотрел на патологоанатома и вдруг усмехнулся:
– Горх.
– Что Горх? – не понял тот.
– Он помог ему. Чёрт… Думаю, я знаю, как всё произошло.
– Не тяни, – напомнил патологоанатом. – Или теперь мне придётся тебя пристрелить.
– Горх. – Нил покивал, взгляд его потемнел. – Он водоплавающий, понимаешь?! Он доставил лодку, толкая её перед собой. Ему не страшна ночная река.
Рот патологоанатома приоткрылся, словно он хотел что-то произнести, да так и застыл. Нил-Сонов слегка ошеломлённо посмотрел на него и пробубнил:
– Всё начинает сходиться.
– Правда, чёрт, – сказал патологоанатом.
– Горх приплыл с лодкой ночью, и затем они устроили бойню в сторожке. И у них оставалось больше суток, чтобы Лазарь успел сгонять в Пирогово и обратно и привести всё в порядок. Лазарь-то точно знал, когда придёт смена.
– Привести в порядок?
– Создать место преступления. – Глаза Нила блеснули. – То, что мы должны были увидеть. Картинку для меня. И всех остальных…
Патологоанатом сморгнул:
– Бойню, учинённую чем-то из тумана?
– Да, безумной неведомой тварью. Кровавое месиво. Люди просто не способны на такую чрезмерную жестокость. Это совершило что-то хищное, но не Лазарь.
– Без следов стрельбы по гидам…
– Это мы и увидели. Поначалу.
– Да. Это было…
Нил-Сонов горько усмехнулся:
– И ведь он знал, что нам придётся похоронить всю смену прямо там, у плотины. Он всё просчитал: места для живых и мёртвых в моей лодке просто не было. И концы в воду.
– Похоже на то, – согласился патологоанатом.
– Идеальное место преступления: нам надо было срочно возвращаться, мы похоронили погибших, земля приняла тела и скрыла тайну. И так бы всё и оставалось, никто ничего бы не узнал.
– Если бы ты тогда…
– Если бы мой взгляд случайно не зацепился за это странное пулевое отверстие, – сказал Нил.
Патологоанатом помолчал. Хрустнул костяшками пальцев:
– А в бега Лазарь подался якобы от шока пережитого. Ну, ещё со страху быть обвинённым. Просто струсил, сбежал.
– Это мне и пытался внушить Хайтек. Никто бы не узнал, что в сторожке было ещё оружие, если бы не странное пулевое отверстие.
– Где не было самой пули. Её выковыряли.
– Никому бы и в голову не пришло проводить эксгумацию, верно? Я ведь тоже не сразу догадался.
– Да уж, ты у нас тугодум, – серьёзно сказал патологоанатом.
Нил-Сонов покусал губы, нащупывая следующую мысль, обронил:
– Так что если бы не случайность…
Замолчал. Патологоанатом обдумал услышанное, недовольно нахмурился:
– Не всё сходится, прости.
И встретился с быстрым взглядом своего собеседника. Пояснил:
– Я насчёт случайности. Рано или поздно… Прости, Нил, при всём уважении, но рано или поздно кто-нибудь другой обнаружил бы, что в стене нет пули.
– И?
– Шило в мешке не утаишь! В единственном пулевом отверстии покопались. Подозрительно, верно? Так или иначе, эксгумация была бы проведена, и выяснилось бы, что по гидам стреляли.
Нил-Сонов кивал, хмурясь, затем пристально посмотрел на собеседника, будто нащупал эту ускользающую мысль, и вдруг сказал:
– А ему и не надо.
– О чём ты?
– Не надо ему таить твоё шило. – Нил снова усмехнулся, только сейчас это вышло несколько зловеще. – Помнишь, я сказал о времени? Думаю, в этом всё дело. Время – единственное, что его интересует.
– Ты хочешь сказать…
– Что привычная логика здесь не работает. И меня-то он подставил только из-за этого. Чтобы сбить всех с толку, внести путаницу, неразбериху, всеобщее взаимное подозрение, и тянуть время.
