— Ага, пуд воска в зависимости от качества тридцать — тридцать пять гривен, а дюжина свечек — полгривны. Они на золоте сидят!
— Да как-то незаметно, — ковыряя носком сапога деревянные плашки мостовой, съехидничал Данила.
— Конечно, — не замечая иронии, возмутился Отто. — С самого воска пошлина, потом за пользование их эталонами, неизвестно еще, не подпиленными ли.
— Ну это вряд ли.
— А еще за свечки! Да они с нас одних получат… — Отто глубоко задумался, высчитывая прибыль.
— А мед?
— За десять пудов четыре-пять гривен, — просветила Вера.
— Лучше уж в следующий раз вместо меда картоху эту ненормальную везти. Или… хм… свечки. Лошадь здесь в полсотни обходится, у нас не меньше семи десятков, готы за сотню спасибо скажут, а в Новом Смоленске и полторы можно взять.
— А в Черном Яру, говорят, в десятку выйдет, — отвлекшись от раздумий, сообщил новость Отто.
— Слишком далеко, и по реке не пройти. Урал.
— Такая она и есть, торговля, — улыбнулась их досаде Вера. — Где-то далеко полушка, а у нас в деревне телушка. Да ты ее дотащи, пошлину уплати, в дороге прокорми, охраняй от зверей, собственной дурости, и от налетчиков обороняй. Потом посмотришь — а стоило ломаться за эти крошки? Слышали, опять Китеж с югом не поладил. Сахар исчезнет, мед подорожает. Лошади тоже. Хлопка не будет. Ткани, значит, тоже в цене подскочат. Никогда точно не угадаешь, что ждет впереди, но некоторые вещи просчитать полезно!
Глава 23. Мимо власти и налогов
В этот раз он не стал задерживаться нигде. Даже в оружейном ряду. Только скосил взгляд на знакомый магазин и криво усмехнулся. Второй раз туда и силой не затащат. С первого взгляда, продавались неплохие вещи. Клинки всех форм и размеров висели на стенах рядом с молотами, булавами, цепами, копьями, топорами и прочим смертоносным товаром. Уж их поселок он бы запросто обеспечил оружием.
Со второго взгляда возникло серьезное подозрение в очередной лжи и подсовывании блестящей игрушки вместо настоящих вещей. Нет, наверняка если поговорить с хозяином, вместо богато украшенных выставленных напоказ образцов откуда-то из глубины наверняка были бы извлечены достаточно недорогие, из хорошей стали, без драгоценных камней и инкрустаций. Просто ему требовалось несколько иное. Сунул нос в бочонок и невольно пришел в негодование от несоответствия высокой цены пороха и его низкого качества. Тут и отстрела делать не требуется. Уж такие вещи он еще в детстве научился определять по виду и зернам.
— Здесь, — сказал, кивнув на ворота в ряду, ничем не отличающиеся от соседних.
Деметрий замер, развернувшись лицом к улице и положив руку на рукоять сабли. Хорст, напротив, двинулся вперед и постучал. Не то чтобы Данила действительно нуждался в охране, пока никто не подозревает о содержимом увесистого мешка за спиной, но береженого бог бережет. К тому же он все равно охранникам платит, и неплохо, вот пусть отрабатывают, заодно производя впечатление на хозяев.
— Кого принесло? — спросили из-за калитки.
— Данила Афанасьевич, сын Ефросиньи Никитичны, дочери мастера Чудинова к родственнику в гости, — сообщил парень, ожидая реакции.
Не пустить не могли. Все же не чужой, однако повернуться могло по-всякому. Поэтому приятно удивило, что отворили без малейшего промедления, еще и с поклоном. Через малый срок без особой торопливости прибыл и более значимый человек, чем сторож. Выслушал и жестом позвал за собой, предложив готам посидеть на кухне и повечерить. Причин отказываться не имелось. В принципе свидетели разговора, не укладывающегося в рамки законности, не требовались.
Дом стоял, почитай, рядом с детинцем, что достаточно внятно говорило о степени достатка. Потому особо не удивила зажиточность. Не просто изба, пусть и двухэтажная, а настоящий особняк, приличествующий боярину. Низ каменный, верх из вековых бревен лиственницы, шесть застекленных окон — зажиточность неприкрытая. Как водится, коровник, каретный сарай, дальше — конюшни, над ними сеновал…
При входе в парадную дверь обдало знакомым запахом горячего хлеба, кваса и кислых щей. Однако прямо у входа огромное зеркало в половину роста человека на специальной подставке. Церковь вообще не одобряла подобного рода излишества, а здесь помимо икон на стенах картины не особо духовного содержания. Вид на Смоленск с горы, зимняя река, чьи-то женские лица, и точно не святых. Жаль, рассмотреть толком невозможно, приходится послушно следовать за сухощавым, с иголочки по-здешнему пестро одетым провожатым.
Он так и покосился, когда Данила отказался оставить свой мешок внизу. Посмотрел с ухмылкой, в очередной раз записав в деревенского неумного родственника. Вот уж чье мнение меньше всего волновало. С первого взгляда видно — из думающих, что, попав на службу к богатому человеку, сам достоин уважения. Бородка подстриженная, духами пахнет, будто девка на празднике, кафтан с боярина снял. Разве рукава нормальные, не до пола, зато с вырезами у плеч. Не иначе, по последней моде вырядился. Виктор в Новом Смоленске при всем своем франтовском виде напоминал опасного дикого зверя. Этот — пустышка, хоть и яркая.
Главные комнаты расположены на втором этаже, и поднимались по широкой лестнице из светлого полированного дерева, устланной цветистым ковром. Вот уж не подозревал про подобную роскошь в домах обычных людей. Хотя можно ли назвать ювелира простым человеком — занятный вопрос. Как минимум гости должны впечатляться, даже если они прибыли не с севера. Ковер такой длины, что явно сделан на заказ и обошелся в дикую сумму. Хорошо бы это все не для очередного вранья покупателям о достатке. Тогда не зря пришел. Должен выйти разговор.
Невольно обратил внимание на глиняные трубы. Раньше такого наблюдать воочию не приходилось, но причины известны. Внизу устроена печь, отапливающая весь дом. Горячий дым проходит через надстройки, нагревая помещение, и выводится наружу. Дрова здесь неудобны, используют горючий камень. Правда, и холода редко серьезными бывают, так что неизвестно, насколько система подходящая не на картинке, а в реальной жизни. Должны быть немалые потери тепла. Было бы любопытно заскочить зимой и все осмотреть.
Мужчина постучал в дверь и, распахнув, предложил войти.
— Мое почтение, — поспешно сдирая шапку с головы, с поклоном произнес Данила. — Здравствуйте, Микула Иванович, многие вам лета.
Сроду не видел пожилого, полненького хозяина, подслеповато щурящегося, абсолютно не имеющего сходства с матерью, но вряд ли тут, в рабочей комнате, мог находиться кто-то иной.
— Низкий поклон вам от Ефросиньи Никитичны, — максимально почтительным тоном сообщил, извлекая письмо.
— Садись, — сказал человек, махнув рукой на стул, и, взяв послание, разрезал конверт, не утруждаясь отколупыванием сургучной печати.
Ну в целом и не ожидалось радостных объятий и множества поцелуев. Данила упал на сиденье, отметив жесткость того, и задумался, не специально ли это сделано, чтобы не позволить посетителям рассиживаться. Наверняка здесь принимают и других гостей. Стараясь не крутить головой излишне заметно, осмотрелся.
