– Однажды ты просто не сможешь сопротивляться, – спокойно ответил Нории. – Такова уж природа Владык. И не хорони меня раньше времени.
– Думаешь, она вернется?
Гости старого города шли обратно, оставляя за спиной так и не оживший дворец.
– Нет, – проговорил Владыка Истаила, – не думаю. Но надеюсь. До весны еще есть время. Я сделал все, чтобы Пески проросли в ее душе; теперь остается только ждать.
– Если она и вернется, то не к Пескам, а к тебе, Нори-эн, – Чет заливисто свистнул, и зазевавшийся песчаный лис сорвался с места и побежал прочь, стелясь по земле. – Но сидеть и ждать… ждут женщины, Владыка. Когда ты собираешься в Рудлог?
– Я и не собираюсь просто ждать, Чет. Но рано что-то предпринимать. Пусть пока распробует свою свободу.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Нори.
– Если бы, друг…
Мужчины вернулись на площадь и через несколько мгновений уже снова поднимались в воздух двумя крылатыми ящерами.
«Куда ты сейчас, Чет?»
«К Белому морю, Нори. Поздороваюсь – и в Йеллоувинь».
«Удачи, Мастер».
Пять дней назад, Маль-Серена
Царица Иппоталия почти каждое утро встречала рассвет на берегу океана. Она видела многие рассветы. И нежные, розовеющие, купающиеся в тихой и дымной зеркальной поверхности. И стылые, когда по поверхности воды тянет низом северный ветер с владений Гюнтера Блакорийца, а море тревожно гонит на берег косые волны. И штормовые, грозные, когда солнце едва пробивается из-за рваных туч и пляшет светлыми пятнами на огромных валах зеленоватой воды, что обрушивается песком и пеной к ногам владычицы Маль-Серены.
В любую погоду царица купалась – здоровалась с морем, и оно крепко держало свою дочь в прозрачных ладонях, показывало ей чудеса в своих глубинах, дарило тяжелые старинные сундуки с затонувших когда-то кораблей, играло с ней дельфинами и косатками, щекотало стайками разноцветных рыбок. И сама Иппоталия родилась в соленой воде, и дочерей рожала в теплом прибое – и каждую океан принял ласково, нашептав ей имя. И в последний путь дети Синей Богини уходили в свою стихию, как было заведено испокон веков.
Редко, но бывало, что царица по несколько часов проводила под водой и выходила на берег цветущая, прекрасная, отдохнувшая лучше, чем после самого сладкого сна. В народе говорили, что иногда правительница, как и далекая основательница царского дома Таласиос Эфимония – Серена, оборачивается большой чайкой и лениво скользит над волнами, а то и садится на воду и долго качается на них, когда ей нужно подумать. Но из говоривших никто этого лично не видел, а живущие во дворце умели хранить секреты.
Вот и сегодня ждали свою царицу на берегу служанки с полотенцами и напитками, ждала охрана – хотя кто бы посмел напасть на госпожу в ее владениях? – а она медленно выходила из неохотно отпускающего ее океана, целующего на прощание спину и ноги, и тело после воды казалось тяжелым, грузным. Поднявшееся уже солнце грело песок и светило дочери Синей в лицо, и чайки кричали своими пронзительными голосами, и теплый ветерок обещал жаркий день, даром что зима была на носу.
Царица вдохнула соленый йодистый воздух, улыбнулась рыбешкам, тыкающимся к ступням, и вышла на берег. Служанки вытерли ее тело, помогли надеть простой хитон, подали напитки – и Иппоталия медленно пошла ко дворцу в сопровождении стайки женщин.
Сквозь старую оливковую рощу с кряжистыми деревьями, что трепетали сизыми листьями, пролегал ее путь, и царица замедлила шаг, почувствовав что-то необычное, – и свернула влево, туда, где деревья стояли очень плотно, давая густую кружевную тень.
Там, прислонившись к толстому стволу, спал мужчина – красноволосый, обнаженный, белокожий, и аура его была очень знакомой – как у всех детей Воды. Охрана мгновенно окружила наглеца, а царица, склонив голову, любовалась неожиданным гостем.
– Тихо, не гомоните, – цыкнула она на взволнованных служанок: как так, мужчина во владениях царицы! Но спящий, почуяв приближение людей, уже открыл глаза, в руках его полыхнули клинки – и он вскочил, застыл, чуть наклонившись вперед и рассматривая подошедших. И тут же клинки исчезли, а гость сам опустил глаза и поклонился.
– Кажется, я узнаю тебя, – сказала царица удивленно, – хотя никогда не видела таких, как ты. Приветствую, брат мой по матери.
– Я тоже узнал тебя, – мужчина смотрел с почтением и восхищением, столь приятным женскому взгляду, – воистину, род морских дев не выродился. Ты прекрасна, дочь прекраснейшей. Верно ли я понял, что Ксантиппа, царица островная, приходится тебе прародительницей?
– Ксантиппа жила пять веков назад. Меня зовут Иппоталия, но ты можешь называть меня сестрой. Как твое имя?
– Четери, – сказал дракон и не удержался, окинул собеседницу еще раз восхищенным взглядом. – Я прилетел за помощью, прекрасная Иппоталия. Не откажи мне, и я отработаю свой долг. И скажи своим воительницам, – добавил он весело, – чтобы убрали оружие. Не хочется… обижать их.
Серенитские стрелки, держащие в руках пистолеты, не дрогнули – хотя всем было видно, что незваный гость сложен как воин и двигается так же.
– Мужчины, – фыркнула царица смешливо. – Все вам воевать да долги множить. Принесите гостю одежду, – приказала она служанкам. – И пусть накроют стол на двоих. А ты, – она снова обратилась к Чету, – пока расскажи мне, в чем твоя беда. И… покажешь мне свои крылья, брат?
Завтрак им накрыли в открытом павильоне, из которого видна была лазурная гладь моря. И завтрак этот, к неудовольствию Иппоталии, запоздал – все обитатели дворца сбежались посмотреть хоть издалека на огромного белокрылого дракона, который важно ступал по берегу, опускал большую голову к их царице – и та, ничуть не смущаясь, чесала его за ушами, трогала красный костяной гребень на шее, что был толще самого толстого дерева, гладила длинные перья. Знакомиться с необычным гостем пришли и мужья царицы, и ее дочери, и внучки – и бедный Чет в конце концов невежливо рыкнул и сбежал в море.
Когда он вернулся, царица ждала его в павильоне у накрытого стола и довольно улыбалась. С перьями или без, мужчины остаются мужчинами.
– Не желаешь ли ты отдохнуть? – спросила она искушающе, взглядом показывая на ожидающих в сторонке служанок. Чет посмотрел туда, улыбнулся.
– Ни одна из них не сравнится с тобой, моя царица. Но твоя постель для меня закрыта, так что я лучше буду наслаждаться этим завтраком.
– Умный, – лукаво смеясь, ответила Иппоталия и потянулась за тонкой сладкой лепешкой с пастой из грецкого ореха. – Только вот если я скажу, что приняла бы тебя?
– Не приняла бы, – прямо сказал Чет, – в твоей ауре нет вожделения, только любопытство, так что не дразни меня, прекраснейшая. Ауру я вижу смутно, но и без нее всегда знаю, когда женщина меня хочет.
Царица, склонив голову, смотрела на него – и улыбалась все грустнее, пока не стала совершенно серьезной.
