Поднялась на дрожащих руках, подтянула к себе ноги, повернулась, чтобы встать, – и свалилась боком на кровать, вздыхая со злостью и широко открывая рот. Губы были сухие, обветренные, и Нории взял кувшин со столика у кровати, налил воды в чашку, сел рядом с гордой Рудлог, поднял, прижал к себе – горячую, как раскаленный песок, злую, как пустынная гадюка.
– Пей, – попросил дракон, поднося чашку к губам принцессы. Она отвернулась. – Я сейчас раздену тебя, – сказал он ей в макушку, – и осмотрю. Потом вылечу. А затем можешь ненавидеть меня, сколько пожелаешь. Я говорил, в этом доме тебе никогда не будет больно. Я не дам тебе умереть от истощения.
– Мне уже больно, – ответила Ани зло и тихо, поднесла руку к горлу – невозможно было говорить, только сипеть. – Ты делаешь мне больно, Нории. Ты меня убиваешь.
– Выпей, – повторил он настойчиво. Ангелина дернула рукой – вода из чашки расплескалась, заливая их обоих. Капли воды попали ей на подбородок и губы – она облизнула их. И заплакала. Беззвучно, сотрясаясь всем телом и с шипением отталкивая мужские руки, снимающие с нее одежду и укладывающие обратно на кровать. Затихла, только когда он прошелся ладонями над всем ее телом, убирая ломоту и боль, некоторое время подержал руки над животом, вдохнул воздух, поглядел на нее внимательно – ничего не сказал, но тянущие, мучительные ощущения исчезли. И когда пальцы касались горла – она чувствовала, как сдуваются воспаленные миндалины, – гладили виски, голову, которая становилась легкой, лицо – принцесса смотрела в потолок и чувствовала себя невыносимо бессильной и равнодушной. Вспышка злости вымотала ее, и опять ничего не хотелось.
– Ты еще побудешь слабой, – произнес Нории, наконец отодвигаясь. – Несколько дней нужно болезни, чтобы уйти. Может, неделя. Ты излила себя до капли, глупая безрассудная женщина. Еще немного – и ты бы просто упала на песок и умерла. Твоя вита слаба, как у недоношенного щенка. Пей, ешь, прошу тебя.
– Ты отпустишь меня? – спросила Ангелина, не слушая его.
Дракон покачал головой. В его зеленых глазах она увидела свой приговор.
И снова упрямо поднялась, не стесняясь наготы, опустила ноги на пол, прямо в лужу воды, встала, чувствуя, как длинные волосы касаются ягодиц. Было восхитительно легко и не больно. Но голова кружилась, и пришлось наклониться, ухватиться за столик.
– Уйди, – повторила первая Рудлог, – я хочу помыться. И не жди благодарности, дракон. Я бы предпочла смерть возвращению сюда.
– В смерти нет ничего хорошего, – пророкотал Нории, тоже вставая. Взял ее на руки, понес к двери. – Ты поймешь это, принцесса, потом. Сейчас ты разочарована и обижена. Но ты жива, и я счастлив, хоть и очень зол, Ани-лиша. Все исправимо, кроме смерти. В конце концов все будет так, как ты захочешь.
– Сейчас я даже не могу побыть одна, – жестко проговорила Ани у его плеча. – Ты не слышишь мои просьбы, Нории.
– Просьбы? – спросил он. Усмехнулся, поставил ее на теплый пол купальни. – Это не ты говоришь, а обида. Ты ведь знаешь, что я не хочу тебе зла.
Ангелина покосилась в сторону уборной, и он понял, отступил от нее.
– Я вернусь, – сказал он гулко, – вымою тебя сам. Я не хочу смущать тебя, но сегодня я не дам тебе быть одной, ты слишком слаба. А завтра можешь бушевать, у тебя как раз появятся силы.
Она не улыбнулась.
– Помочь мне могут служанки, Нории.
– Не сегодня, Ани-лиша. Сегодня у тебя буду только я.
До его возвращения она успела и выпить лимонаду, стоявшего тут же, – опустошила, наверное, полкувшина, – и посмотреть на себя в зеркало. Почти не изменилась с допереворотных времен, если не считать грязи, но впечатление было такое, будто на нее глядел чужой человек. Пустота изнутри никуда не ушла, пустоту она видела и в своих глазах в отражении. Они стали совершенно взрослыми, даже немного посветлели, лицо оказалось жестче, с четкой линией скул, ушли девичья мягкость и румянец. Грудь выглядела чуть больше, бедра – чуть шире, но в остальном Ангелина осталась такой же невысокой, худенькой, почти плоской, как до переворота. Светлые волосы, укрывающие плечи, тяжелой занавесью спускались по рукам к бедрам и казались слишком объемными для ее тонкой фигуры.
Подняла взгляд от бедер, опять увидела свои несчастные глаза – и сжала зубы, вздернула голову и медленно пошла к горячей ванне в полу, стараясь не торопиться, чтобы не упасть от слабости. По ступенькам в воду спускалась осторожно, но спустилась и, прислонившись к стенке маленького бассейна, откинула голову на пологий край, закрыла глаза. Силы опять кончились. Да и смысл бороться, если все равно придет, будет вертеть ее, как куклу, тереть мочалкой? Смысл вообще что-то делать, если он все равно возьмет ее в жены? Если она ничего не может противопоставить ему?
Раздались шаги. Вода в ванне заколыхалась. Она не стала открывать глаза – ей было все равно. И когда Нории осторожно усадил ее перед собой, и когда вымыл волосы – возился, наверное, с полчаса, чтобы промыть, и сильно пахло трявяным мылом для волос, – и когда касался ее мягкой губкой – сначала легко, а потом уже тер достаточно крепко, не жалея, избавляя от пустынной грязи.
– Смирение не означает поражение, – вдруг сказал дракон ей на ухо. – Прекрати, Ангелина. Это не ты.
– Если бы у меня были силы, – Ани самой было страшно от того, что она говорит, ее кидало от равнодушия к жестокой, всепоглощающей ненависти, причиняющей почти физическую боль, – я бы сейчас убила тебя, Нории. И снова ушла в пустыню. Ты не боишься меня?
– Нет, – ответил он сзади и улыбнулся. Принцесса четко почувствовала это: улыбнулся. Взял в руку ее ступню и стал тереть, намеренно щекоча, а она сидела, обмякшая, и глядела на свою ныряющую в воду розовую пятку, маленькие пальцы и большие мужские руки, которые были чуть ли не вчетверо толще ее лодыжки.
Кажется, они провели в купальне несколько часов – Ангелина совсем устала от этой помывки, от переходов из бассейна в бассейн, от запаха масел, которыми Нории ее натирал – для крепости. От холода и горячих травяных настоев, от напитков, которые дракон предлагал, от сырости, от воды. В конце концов Ани задремала в очередной минеральной ванне, откинув голову на мужскую грудь и чувствуя, как осторожно и крепко он ее придерживает. Владыка вытирал ее, куда-то нес, что-то говорил своим тихим рокочущим голосом, и казалось, будто ее качает на волнах безбрежного сияющего моря – точно так звучит далекий гром над водной гладью. Потом звенела посуда, пахло едой – Ани фыркала и кривилась, чувствуя ложку у рта, но просто не могла проснуться и глотала какой-то суп, или кашу, или что-то еще, сладкое, пряное.
– Спи, – сказал дракон тихо, укладывая ее на кровать и прижимая к себе. Мокрые пряди неприятно холодили кожу, и Ангелина подняла руки, так и не сумев открыть глаза, закрутила волосы в узел, оттолкнулась от Нории ладонями и отвернулась, окончательно засыпая.
Очнулась уже утром, от голода – мужчина лежал рядом, обнаженный, обхватив ее и вжав в себя. Тело покалывало, будто к нему прикасались мягкой холодной шерстяной перчаткой.