– Жень, – тихо спросил Митяй, – а в чем наше задание состоит?
– А вы этого еще не поняли? – не оборачиваясь, почти весело ответил тот. – Ха! Я думал, вы более догадливые…
– Ну, Жень, – продолжал канючить сын Воеводы. – Хватит издеваться.
– Ваше главное испытание: суметь выйти за ворота! – теперь Купец специально обернулся, чтобы увидеть лица ребят, ошарашенных простотой задачи, недоуменные и недоверчивые. – И чегой-то вас так перекосило?
– И все?
– Нет, конечно! Но главное вы выполнили: нашли в себе силы выбраться в погибший мир, доказали, что не умерли вместе с ним. Вы – мужики, вы можете и вы будете двигать это обоссавшееся от страха общество вперед, за пределы стен, за пределы его самого. Если вернетесь, ясен пень…
– То есть, если вернемся?
– Что есть, то и придется есть… Митька, ты вроде неглупый пацан, а все вопросы какие-то идиотские задаешь. Думаешь, остальные просто так за воротами спрятались? Просто так в земле окопались, заняли дореволюционные казематы, которые вот-вот осыпятся… Нет. Боятся. И правильно, скажу я вам, делают. Там действительно безопасно, спокойно и тихо, если не считать, что стрельцы ночь от ночи разных тварей отбивают… Нечасто, но… Так вот, каждое следующее путешествие за стены показывает, что картина за ними меняется. Меняются твари, меняются места, дома становятся другими… Жизнь постоянно течет, бурлит вокруг, а мы заперлись в старом монастыре и не видим ни шиша. И даже я, постоянный посетитель тут, не знаю, что встречу на следующий день. Вот и будьте аккуратней, внимательней. Мало ли, что в этот раз новенького подкинут…
Теперь взоры юношей скользили по зданиям вокруг, по траве… Теперь было жутко. Мало ли, что там промелькнет, в этих пустующих глазницах мертвого города. Но, если верить Купцу, мертвого ли? Яру словно затычки из ушей и носа вынули. Мир наполнился звуками и запахами. Живой мир. Вернее, живущий. Такого многообразия запахов не было внутри стен Юрьева. Здесь же пахло все, и пахло вовсе не дерьмом – кроличьим, свиным, лошадиным или людским, а чем-то другим. Юноша не мог определять запахи, так как родился и вырос в вонючем человеческом загоне, но то, что они другие, необыкновенные, он почувствовал сразу же.
Звуки тоже доносились отовсюду. Вот прожужжало мимо уха какое-то насекомое; вот зашелестела трава, скрывая маленькое мечущееся животное; вот с деревьев посыпались сухие листья – не иначе, как их обитатель подбирался поближе, чтобы рассмотреть людей; чуть дальше между домами кто-то громко чавкал, поглощая свою добычу; а совсем далеко справа раздавалось гневное рычание, перемежаемое лаем и воем.
Мертвый город жил и не замечал, что его уже похоронили. Яр, как и остальные, сжал покрепче цевье автомата, снял его с предохранителя и поудобнее расположил на коленках, потом, подумав, поправил колчан со стрелами – если что случится, будет готов.
А еще накатило вдруг уныние. Опустевший город, заросший травой и кустарником, покалеченные, скособоченные дома, местами полностью разрушенные… И даже не из-за взрывов, а из-за бурно разросшейся растительности. Огромный мир вокруг, а человек заточил себя в стенах, отгородился от этого мира. Хоть и обитают здесь опасные твари, можно подцепить смертельные болезни или погибнуть под рухнувшим зданием, но как мог человек отказаться от целого мира, спрятать себя от него, похоронить на провонявшем клочке земли? Как?!
Дорога повернула налево, пересекла заросшую, почти невидимую речушку, потом повела повозку направо, опять налево, опять… Яр запутался – ориентиры все одинаковые, все вокруг однотипное, похожее, и только пятиэтажки где-то слева, иногда скрывающиеся из глаз за более низкими зданиями вдоль дороги, указывали приблизительное направление.
Повозка, ведомая Евгением, еще немного попетляла меж развалин и наконец въехала на огороженную территорию; металлические ворота отвалились и лежали теперь на асфальте. Колеса глухо прогремели, проехав по ним. Внутри ограждения находилось несколько одноэтажных построек, тянущихся на сотню метров. Купец остановил лошадь, когда постройки закончились, и спрыгнул с телеги.
– Так! Яр с Митяем здесь, Егор со мной. Разворачивайте лошадь и ждите. Мы за бобинами с тканью.
Купец с Павловым направились вправо, к металлическим воротам с висевшим на них амбарным замком. В отсутствие людей в округе перетаскивать в стены монастыря все добро из мертвого города не имело смысла. Достаточно было повесить замки и навещать изредка склады. По крайней мере, ткань была смотана в бобины и упакована в толстую клеенку, что спасало от влаги и тлена…
Ворота скрипнули, раскрываясь, и Женя с Егором нырнули внутрь. Пока Митяй разворачивал телегу, Яр спрыгнул на землю и внимательно осмотрелся по сторонам. Ничего интересного не видать: два длинных одноэтажных цеха, поблекших от времени, с осыпавшейся штукатуркой, обнажающей кирпичную кладку, буйно разросшаяся трава, пара небольших деревьев на крыше, и все. Можно было садиться на повозку и спокойно наблюдать за дорогой с обеих сторон. Но Яр почему-то ощущал тревогу, словно опасность была рядом. Вот только взгляд не находил ее. Еще и Митяй ехидненько заговорил, сидя на телеге.
– Что, чучело, слышал, у тебя нелегкая неделька выдалась? Знатно, говорят, с тобой Гром потолковал? Синяки-то до сих пор не сошли…
– Над больным любой поиздеваться сможет, – заметил Ярос, даже не взглянув на сына Воеводы.
– Ну да, заливай… Как люлей получать, так больной сразу. Ну-ну…
– Я не вру. Я слышал, ты тоже повалялся на славу… Понос, али как?
– Слышь, урюк! – зло зашипел Митяй. – Это у вас в хлеву все дрищут. А я… У меня же просто простуда была!
– Сдается мне, что не просто…
– Что? Да что ты там себе под нос мелешь, сучонок? Обычный грипп, врач так и сказал.
– Угу. У обоих начался. Сразу. Как только мы на том черном покатались…
– Я не думаю, что доктор мне соврал… Да и придумать можно все что угодно. А свои идиотские фантазии при себе оставь.
– Фантазии, говоришь? – Яр ухмыльнулся куда-то в сторону, но поворачиваться к Митяю не собирался. – А ты кожу порежь. Глянь, что будет.
– Да на хер, идиотина ты нечеловеческая, мне себя резать? Совсем псих? Катушки в башке давно проверял? Или тебе их Гром все до одной выбил?
– Боишься?
– И ничего не боюсь!
– Боишься! – кивнул Яр. – И боишься не пораниться, а того боишься, что увидишь…
– Отлично, – злобно пролепетал Митяй, – но отцу я об этом расскажу.
– Не расскажешь, – уверено заметил Ярослав. – Если порежешься – точно не расскажешь.
Юноша быстро оглянулся через плечо и с довольным видом вернулся к созерцанию дороги. Митяй непременно сделает это – гордость не позволит ему отступить, а любопытство лишь усилит эффект. И точно: Митяй отвернулся в сторону, чтобы Ярос не видел, достал армейский нож и слегка резанул по пальцу. Понятно, что ничего не произошло. Требовалось больше смелости и силы нажатия. Тогда он зажмурился и уже сильней полоснул по пальцу. Боль была секундной, но когда сынок Воеводы открыл глаза, то обомлел. Кровь была абсолютно черная. Она пузырилась и быстро застывала. В течение нескольких мгновений рана оказалась закрыта засохшей коркой. Сердце пару раз глухо ухнуло в груди, затем часто забилось. Тревога и страх закрались в душу. Такое отцу точно показывать не стоило…
