– Что же это делается, Клав, видишь? Не иначе, Бог…
– Да то, поди, стены трещат… фундамент поплыл…
– Да какой фундамент-то? Какой фундамент? Вишь, как Георгия-то покоробило? Прям пополам…
– Слышала я, бабоньки, что опосля такого молния бывает… Поубивает ведь всех… Грешных-то…
– Да че говоришь-то, дура! Совсем вы, бабы, из ума выжили! Это от вашего крика стены уж трещат! Молчали бы уж!
– А ты сам молчи, Петрович! Хайло свое не разевай! Нечего тут!
– Да! Нефиг!
– Именно… Все на баб готовы свалить! Вот ведь мужики-то пошли…
– Была бы твоя Лизка здесь, так не говорил бы, козел старый…
– Да что вы, тетки, совсем окривели, что ли? Совсем…
– Молчи, хрыч! А то в твоем огороде грехов-то не было… Вон, как с Клавкой зажигал…
– Что?!!
– Что-что? Разве нет, Клав? Видела я, как он к тебе захаживал…
– Ты бы, Верка, за своим огородом смотрела…
– А что в моем огороде? В нем все хорошо… Муж – клад! Сын – загляденье! Сосед, и тот…
– Что?!
– Ой, Василий… Я тут это… Не того… Ну, что ты сразу к словам-то цепляешься…
Яросу позволили выпрямиться, но он чувствовал на плече тяжелую руку конвоира. Юноша посмотрел на толкающуюся толпу, ребятишек, нашедших и здесь веселье, играющих в салочки, скользя меж людей. Скривился и тяжело вздохнул. Суд обещал быть интересным, а если точнее, то сплошным фарсом. Результат Яр уже знал. Не нужно ходить к гадалке, чтобы понять: для него все окажется плохо. Ведь никто из этих людей не заступится. Толпа. Обычная толпа грязных зверей, не способная мыслить самостоятельно. Вон, как на трещину уставились и воют… Изобразили из нее чуть ли не знамение, чуть ли не глас божий услышали…
Ярос цеплялся взглядом за стоящих в первых рядах, тех, кого еще можно было рассмотреть при слабом свете, падающем сквозь закопченные, уже не цветные, а серые витражи, струящемся от нескольких сотен свечей, расставленных по периметру. Вот Артем. Они когда-то мечтали с папкой до Москвы добраться. Знатный был охотник, начинающий стрелец, но не прошел испытание. В самый последний момент спрыгнул с телеги и, послав всех куда подальше, стал обычным кузнецом. Вот Марина Федоровна – бабушка, божий одуванчик, постоянно заходила к ним на компот из ревеня, но последнее время скуксилась, съежилась, «потерялась». Еще бы: во время последней уборки картофеля за северными стенами Юрьева дочь Люся стала жертвой серых падальщиков, которых по недосмотру стрельцы подпустили слишком близко. Она оставила матери «в наследство» двоих годовалых сыновей-двойняшек. Левее – Катерина, прижимающаяся к мужу, скособоченная, с потухшим взглядом женщина. Эта дочь потеряла полгода назад. Утопили в Колокше: посчитали глаза разного цвета мутацией. Вот и Николай Выдренков, Варя рядом, а Ванька, видно, где-то в толпе шныряет – мелочь, что с него возьмешь. Не на дежурстве Коля, знать. Осунулся за ту неделю, что Яр пробыл в клетке, помрачнел. И к нему псы Воеводы приходили, расспрашивали и угрожали. Вон, как глаза в сторону отводит. Как и дочка, прям. Хотя, чего ей стыдиться? Правильный выбор сделала, можно сказать, нужный: ей детей рожать, воспитывать и обеспечивать, и решение быть с Митяем в этом случае – самое беспроигрышное. Верное… Никто из окружающих слова против не скажет. В лучшем случае, будут стоять и прятать глаза, как Выдренков и его дочь. Всех жизнь покоробила, всем досталось, и они больше не хотят потрясений, испытаний и так хватило. Лишь бы вновь не зацепило.
Гомон не стихал. Гром глянул в сторону выхода, вычленил взглядом хмурого и злого Воеводу, незаметно притулившегося у двери, понял его кивок как сигнал и начал. Сначала шагнул к Яру и одним движением сорвал с головы шапку. Юноша попытался было выхватить ее обратно, но сильный конвоир вновь скрутил руки за спиной. Потом Гром заговорил. Громко и резко, как и подобает бывшему военному, а теперь начальнику воеводиной охраны. Его голос волнами раскатывался под куполом храма, заставив всех повернуть головы в сторону оратора.
– Люди! Взгляните! Нет! Только узрите, кого мы пригрели и кормили все эти годы… Видите? – он указал на лысую голову Яра, неприкрытые роговые наросты в полутьме выглядели пугающе. – Никого не напоминает?
По толпе пронесся ропот. Яр чувствовал на себе их взгляды. Он рассматривали его, словно видели впервые. С искренним недоумением и изумлением, некоторые со страхом. Неужели они не знали? Знали, но вот теперь, под гнетом событий, они узрели его наросты вновь с другой точки зрения. Еще и Гром подливал масла в огонь.
– Люди! Вы убивали своих детей с лишними конечностями! А тут… Видите? Он прятался среди нас всю свою жизнь! Целую жизнь! – теперь по толпе прокатился возглас возмущения. Это коснулось многих. У каждой третьей семьи ребенок рождался с отклонениями. – И мы все эти годы не знали, что с нами рядом живет… вот этот! Нечеловек! Как же так, люди?
– Убить его! – одинокие возгласы тут и там. Редкие и слишком явственные в тишине большого помещения.
– Вслед за нашими его! В Колокшу!
– Черт! Сам черт среди нас жил!
– Фавн! Приспешник дьявола!
– Да что вы, люди! – еще более редкий, заступнический возглас. – Он же хороший. Он же не трогал никого!
Храм взорвался воплями. Все спорили со всеми. С одним, со вторым, с каждым. В толпу будто черт вселился на самом деле. Кто-то защищал Яра, кто-то обвинял, последних было значительно больше.
– Люди! – вновь раскатился по собору голос Грома. – Спокойно! Затем ли мы здесь собрались, чтобы спорить? Чтобы ругаться друг с другом? А все из-за кого? Из-за него! Не понимаете? Он же управляет вами! Заставляет злиться друг на друга. ИС-КУ-ША-ЕТ!
Толпа снова взорвалась, загалдела, но согласных уже было больше. Озлобленные взгляды теперь кидали на юношу, а не друг на друга.
– Но я говорю сейчас не об этом, люди! Он убил сына Воеводы! Он – убийца! И этот оборотень будет жить с нами?
– Нет! Убить его!
– Сжечь!
– Утопить!
– Без суда это невозможно, люди! Мы же не звери какие! Воевода – честный правитель.
– Спроси его!
– Да! Пусть расскажет, как дело было!
– Да!
– Говори, – Гром повернулся к юноше, – расскажи всем, как дело было.
Ярос заговорил. С самого начала, издалека. Про ткацкую фабрику, про крылатых тварей, про смерть Купца. Как их бросил Митяй. Как они с Егором одни добирались, не зная дороги, и как Павлова на глазах у Яра убили кошки. Говорил медленно, сбивчиво, вспоминая страшные минуты самого сложного в его жизни испытания. Проживал его заново вместе с погибшими. Рассказал, как увидел, что кошак нападает на Митяя, и попытался помочь, убить зверя. Но…
– Так ты признаешь, что убил Панова? – холодный взгляд Грома сверлил его.
