— Да вот решили с сестрами мороженого поесть. — Сима делает вид, что ни сам вопрос, ни чужак ее не тревожат. — А ты что, тоже хочешь?
Парень, видимо, не ожидал от Симы такой наглости, а она прошла мимо него, внутренне замирая. И понимала, чувствовала, что в доме происходит что-то нехорошее. И злилась, что так мало знает язык, чтобы понять происходящее.
Да еще Милоша нет дома, а он бы все ей объяснил.
* * *
Димон оказался крепким высоким парнем лет двадцати пяти. Реутов понимает, что в тандеме с невысоким субтильным Процковским именно Димон был мускульной силой. Но когда раздавали ум, Димон явно встал не в ту очередь, что сказалось на его жизни — комната в квартире, где он жил с матерью, напоминала комнату школьника. И к тому же он страшно удивился, что его вообще нашли, вычислили и явились к нему домой.
— Я ничего не знаю, что мне рассказывать?
Реутов вздохнул. Он практически не видел людей, которые хотели бы отвечать на его вопросы, и никогда не видел тех, кто бы не лгал. Но этот парень лгать начал с ходу, а это говорило о том, что он глуп, как и о том, что ему есть что скрывать.
Реутов знал, что любому человеку есть что скрывать. Даже тем, чья жизнь, казалось бы, открытая книга: копни поглубже, и всегда найдется что-то, чем человек не гордится и о чем предпочитает не вспоминать. Даже у святых есть прошлое, что говорить об обычных людях? Но далеко не все люди имеют отношение к преступлениям.
— Расскажи мне о вашем промысле на кладбище.
— Чувак, я в натуре не знаю, что ты от меня хочешь.
Димон оказался именно что дебилом, как его и назвал Роман Процковский в той последней беседе. Реутов не может взять в толк, откуда в последние годы появилось такое количество великовозрастных дегенератов, навеки застрявших в позднем пубертате. И в двадцать пять, и в тридцать пять такие парни — просто тинейджеры-переростки, любящие пиво и потусить, они не способны нести ответственность за свои поступки, не умеют осознавать последствия своих действий и совершенно не способны ни к каким зрелым решениям. Каким образом таких вот граждан среди молодых самцов стало удручающе много и что этому поспособствовало, Реутов не знает и не хочет знать.
Но такие парни его раздражают. И Димону, похоже, пора преподать урок.
— В таком случае я сейчас вызову наряд, который сопроводит тебя в отдел. Ты посидишь в обезьяннике, а я обыщу твою берлогу и обязательно что-нибудь найду. Ты и сам знаешь, что найду. И тогда пощады не жди, я укатаю тебя по полной.
— Чувак, чего ты злишься… — Димон заканючил, шмыгнув носом, что смотрелось комично, учитывая его размеры. — Ты скажи, чего тебе надо, а я… Только давай скорее, сейчас мать с работы придет.
— И что?
— Да она меня прибьет, если узнает.
Реутов стиснул зубы — он на дух не переносил дураков, особенно же — таких вот, как Димон, в свои годы так и не превратившихся в мужчин, причем даже тенденция в нужном направлении не просматривается.
— Тогда выкладывай, чем вы с Процковским занимались на кладбище.
— Ну, мы… Слушай, не хочу я об этом говорить, ну правда, не хочу!
— Ты идиот?! — Реутова наконец прорвало — всякому терпению приходит конец. — У меня на руках дело об убийстве, и те, кто убил твоего кореша, вполне могут прийти за тобой. Так что я предпочитаю получить от тебя сведения, потому что, когда тебя грохнут, я ни о чем не смогу тебя спросить.
— Грохнут? Меня?! Да за что? Я ничего не знаю, я просто… Да ну, бред, я ничего…
Димон забегал по комнате, открывая и закрывая дверцы шкафов, и Реутову хочется двинуть его в зубы, но он понимает, что это плохая идея — несчастный недоумок начнет скулить и ничего толком не расскажет.
— Ладно, давай я просто буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. — Реутов решил пойти по пути наименьшего сопротивления и незаметно включил диктофон. — Это будут простые вопросы, но если ты мне солжешь, я оставлю тебя здесь, и пусть те, кто убил твоего приятеля, приходят за тобой, мне плевать. Если я нашел тебя, они тоже найдут.
— Эй, ты должен меня защитить! — Димон вдруг оживился. — Я кино смотрел о таком, есть программа защиты свидетелей, они дают свидетелям новую личность, переселяют в дома и…
— Меньше смотри кино. — Реутов понимает, что сейчас не выдержит и от души врежет Димону. — Но если ты ответишь на мои вопросы, я постараюсь тебе помочь.
— Да я не знаю ничего, чувак! — Димон всхлипнул и заметался по комнате, поднимая пыль. — Ладно, спрашивай.
— Ну и славно. — Реутов мысленно вздохнул с облегчением. — Как вы познакомились с Процковским?
— Так это… — Димон облизал губы. — В художке вместе учились.
— Где?!
— В художественном училище, он на факультете скульптуры, а я на изобразительном искусстве.
— Ты еще и рисуешь…
— Сейчас совсем мало, а вообще-то да, рисую. — Димон пожал плечами. — Но жизнь, чувак, большая сука, так что Ромка оказался на кладбище — памятники делать, а я компьютерный дизайн освоил ради хлеба насущного.
— Ладно, допустим. Каким образом твой друг получил эту точку на кладбище?
— Так это… евойная сеструха Ритка, правда, она ему двоюродная, но это все равно, они с детства дружили… Так вот, она замужем за директором. И тому везде нужны свои люди, а тут не просто свой, а родственник! Вот он и получил эту точку, и дела шли неплохо, но не так, чтоб в Майами, а просто — неплохо. А хотелось на острова, понимаешь, загорелые красотки и серфинг… Смотрел «На гребне волны»? Вот такой жизни хотелось, а не тут, где большую часть года зима и люди ходят хмурые, злые, одетые в серое, черное и коричневое. Ты выйди на наши улицы, чувак, и посмотри на цветовую гамму — серость, темная масса катится по тротуару, ни цветных пятен, ни радости, а чуть кто выделяется, того едва камнями не побивают. И мы решили разбогатеть, а тут его родственник халтуру подогнал Ромке — кладбище-то в центре города, самое что ни на есть престижное, а хоронить, считай, что и некуда, земля напичкана трупами в три слоя. А эта старая часть — там уже нет ни родственников, никого вообще, в начале прошлого века последнее захоронение было. Ромка говорил, там хоронили актеров и всяких небогатых людей, но я тебе скажу, чувак, там было на что посмотреть!
— Конкретнее.
— Актрисы эти, особенно кто молодыми умер, часто были содержанками богатых купцов и прочих там аристократов. И хоронили их с разными украшениями, иконы клали, Библии, игрушки, веера, да у одной сумочка была со всякими духами, пудрами, и все в серебряных коробочках со вставками из слоновой кости, у одной гребни были в волосах, жемчугом усыпанные и камешками, и все это антиквариат, чувак! Оно там лежало, пропадало в земле — исторической ценности оно не представляет, но — антиквариат. Мы нехило поднялись, я себе квартиру купил в центре, вот сдаю ее…
