Утро обещало быть мерзким, и Сима уснула, прислушиваясь к шуршанию на кухне и думая о том, надо ли убрать его мисочку и лоток. Она уснула, ведя среди себя этот спор, и Тропа вдруг оказалась под ногами, но Сима впервые не пошла по ней. Ее больше не интересовали ворота, и туман пусть стоит над ними вечно, ничего не надо. Потому что больше ее уже никто не ждал обратно, а сидеть там, зная, что можно остаться, — глупо. Ну, даже если и останется — дальше что?
Кто-то знакомо тронул ее ноги, и Сима от счастья засмеялась — Сэмми был здесь, впервые они были на Тропе вдвоем! Сэмми побежал вперед, и Сима пошла за ним. Ворота закрыты, и Сима боится, что сейчас Сэмми проскользнет сквозь прутья, а она останется снаружи.
Но Сэмми уперся в ворота головой, и они подались! Сима глазам своим не поверила — подались! Она бывала здесь несчетное количество раз, и ворота стояли неподвижные и неумолимые, как гаишник, остановивший после пересечения двойной сплошной, а Сэмми стоило просто подтолкнуть их — и вот они открылись!
Сима вошла в туман, но тумана никакого нет. Дорожка, вымощенная белыми плитками, ведет вправо от ворот, и Сэмми сидит на ней и щурится, глядя на Симу высокомерно и величественно.
— Сэмми…
Симе хочется поднять его на руки и прижать к себе, но Сэмми побежал по дорожке, и Сима пошла за ним, боясь отстать. Дорожка упирается в огромное поле цветущей лаванды, и от запаха у Симы закружилась голова, и Тропа ускользнула, но Сэмми — вот он, не бросил ее, посмотрел на нее и коротко мяукнул. Сима открыла глаза — на часах было начало девятого, и если бы кот не разбудил ее, она непременно опоздала бы, потому что вчера не завела будильник.
Но короткое требовательное мяуканье разбудило ее.
И Сима вспомнила вчерашний вечер, и пустую гулкую клинику, залитую холодным светом, и запах мокрого песка. И ощущение присутствия в машине тоже вспомнила, и шорох на кухне.
Квартира была пустой и тихой, словно нежилой. Сима прошлепала на кухню, достала из холодильника банку апельсиновой шипучки. Она старалась не смотреть на две мисочки рядом с холодильником — выбрасывать их или нет, она пока не пришла к однозначному выводу. Ночное шуршание на кухне и утреннее мяуканье, разбудившее ее, убедило в том, что она не осталась одна, но мисочки выглядели сиротливыми и ненужными.
— Я просто уберу их, но выбрасывать не стану. — Сима нагнулась и подняла мисочки, поставила их в мойку. — А лоток выброшу, лоток тебе уж точно не нужен.
Успокоив себя таким образом, Сима отхлебнула из банки шипучку и икнула. Шипучка натощак всегда вызывала у нее икоту, но Сима все равно пила ее, вопреки уверениям диетологов и врачей о вредности сладких газированных напитков. Она не любила менять свои привычки, она вообще не любила никаких перемен, которые не касались работы, и утренний ритуал с апельсиновой шипучкой настраивал ее на рабочий лад.
Ее преследовал запах лаванды, и Сима заключила, что сходит с ума. Одевшись, она подумала о завтраке, но больше по привычке, потому что есть совершенно не хотелось, и она решила, что когда захочет, то поест где-нибудь в городе.
В дверь позвонили, и Сима вздохнула — это тоже некий ритуал, надо бы отключить дверной звонок, но она уже знает, что это бесполезно. Тогда в дверь начинают стучать ногами.
— Открой, я знаю, что ты дома!
Это соседка снизу, Анна Мироновна. Отчего-то она выбрала Симу объектом для своих претензий, и Сима вынуждена выслушивать бред, который Анна Мироновна выливает на нее если не каждое утро, то достаточно часто. На этой неделе соседка приходила трижды, и Сима всякий раз с трудом спроваживала восвояси злобную агрессивную старуху, несущую какую-то чушь, и знала при этом, что завтра та вернется, чтобы снова ее доставать. Так было с тех пор, как Сима въехала в эту квартиру, и другие соседи с интересом наблюдали за их поединком и, как казалось Симе, даже делали ставки.
Все дело было в том, что Анна Мироновна, по ее словам, очень дружила с предыдущими жильцами и никак не могла смириться с тем, что ее больше не впускают в квартиру. Сима подозревала, что жильцы съехали как раз из-за того, что Анна Мироновна слишком активно дружила с ними и проводила много времени у них на кухне или в гостиной. Это и не удивительно, потому что из ее собственной квартиры по всему подъезду неслось неописуемое зловоние, особенно когда старуха оставляла дверь открытой.
О нежной дружбе с полоумной агрессивной бабкой прежние жильцы Симе сообщить забыли, и с первого дня жизни на новом месте ее ждал неприятный сюрприз, и так продолжалось уже скоро год, никакие уговоры на старуху не действовали, как не действовал игнор, и с практически ежедневными визитами и скандалами Сима ничего поделать не могла.
Но сегодня она вдруг подумала: нет, этому пора положить конец. Хватит быть жертвой, уже достаточно того, что умер кот, и больше она не допустит, чтобы какая-то старая идиотка третировала ее. Неправильно это и недостойно. Сэмми был настоящим бойцом, достойным чертогов Валгаллы, он даже ворота сумел одолеть — те, которые она не могла открыть столько, сколько помнит Тропу, а это с самого детства, а она что же?
Звонки в дверь следовали непрерывной чередой, и Сима набрала номер полиции. Долго втолковывала сердитой девушке на другом конце провода, что происходит, а потом вдруг заплакала от бессилия и отчаяния и оттого, что вот кот был бойцом, а она не может справиться с ситуацией без полиции, а полиция все не едет и не приедет, наверное. Потому что у нее полно других, более важных дел, чем соседские склоки, где пока нет даже завалящего трупа.
— Эй, не реви, слышишь? — Девушка-оператор сбавила тон. — Кот умер — это ужас, конечно. Каждый день, говоришь, бабка является скандалить?
— Да. Вот в дверь звонит, слышите?
Звонки подтверждались ударами в бронированную дверь.
— Это она так ломится?!
— Да. Если не открою, то до вечера будет торчать под дверью, звонить, орать на весь подъезд, другие жильцы потом на меня косятся…
— На тебя, а не на нее?!
— Ага. — Сима шмыгнула носом. — А мне на работу…
— А работаешь где?
— Много где… — Сима вздохнула. — Я работаю переводчиком на нескольких фирмах.
— Переводчик, значит… — Девушка-оператор вздохнула. — Ладно, не реви, сейчас что-то придумаем, продержись минут десять, сможешь?
— Десять — смогу, а дальше мне на работу. А открою, эта идиотка ринется на меня, а если случайно ее толкну…
— Да, чуть тронешь — беды не оберешься, она тебя по судам затаскает. Тут же появятся врачи, сердечный приступ, телесные повреждения обнаружатся, и прочее. Я знаю таких граждан, не открывай ей, наряд уже едет. А с каких языков переводишь?
— С датского, польского, чешского и норвежского.
— Ого!
— Да, это не очень распространенные языки, так что моя работа вполне востребована.
— И в брачных агентствах работаешь?
