Машина эта синего цвета, потому что в той компании, куда я пошел, все машины должны были быть синие. Так что привык я к этому цвету и к машине такой привык. Хорошая, большая американская машина. Как ты думаешь, какой длины у нее капот?
– Ну, наверное, метра полтора.
– Угадал. И называется он «полтора метра жизни». И это правда, испытал лично, когда мне навстречу выскочила «в лоб» какая-то девица. Если бы не этот длиннющий капот и не практика Тай-Цзи-Цюань…
– С капотом все ясно, а при чем тут Тай-Цзи-Цюань?
– Да потому что я начал тормозить раньше, чем девица выскочила мне навстречу.
– А Тай-Цзи-Цюань здесь при чем?
– Я тебе сейчас скажу, а ты никому больше не рассказывай. Про «чувство противника», когда тебе заранее известно, что он будет делать, ты, разумеется, знаешь. Но при долгих занятиях Тай-Цзи-Цюань время иногда вытворяет такие вещи… Даже не знаю, как это описать. Скажу лишь, что случается, только когда это действительно нужно, когда от этого зависит жизнь или здоровье человека. Все как-то переворачивается и ты делаешь что-то, сам не понимая что. Подавляющее большинство занимающихся этого уровня не достигают никогда. Ты, думаю, достигнешь его достаточно скоро.
– Откуда вы знаете?
– А как ты чувствуешь заранее, что будет делать в поединке твой противник? Где у тебя в теле расположено это чувство? Вроде как нет его нигде. Но ты же знаешь! Вот и я знаю. А теперь лучше молчи и смотри, как я веду машину.
Тут он был прав. Посмотреть было на что. А если точнее, то смотреть было вообще не на что. Все происходило настолько естественно, что казалось, будто машина едет сама. Мо только спокойно, даже слегка рассеянно смотрел на дорогу, легко касаясь руками руля, так что было непонятно, то ли он крутит руль, то ли руль сам поворачивается, куда нужно.
– Водить машину – это тоже Тай-Цзи-Цюань, – не отрывая взгляда от дороги, проговорил Мо. – Помнишь, я тебе говорил, что в Тай-Цзи-Цюань, кроме Инь и Ян, ничего нет. В управлении машиной тоже. Вперед – назад, влево – вправо, тронулся – остановился, разогнался – затормозил, нажал педаль – отпустил педаль.
Так что для понимающего человека все Тай-Цзи-Цюань: моешь посуду – делаешь Тай-Цзи-Цюань, подметаешь пол – делаешь Тай-Цзи-Цюань, ухаживаешь за женщинами – делаешь Тай-Цзи-Цюань. В общем, что бы ты ни делал – ты делаешь Тай-Цзи-Цюань.
За этими разговорами мы приехали на место. Как называлось это место, я не знал, но красота была восхитительная.
– Привыкай, Ирландию не зря называют изумрудным островом, здесь много таких мест, – похлопал меня по плечу Мо. – А пока закрой рот и достань из багажника свое изделие.
«Наконец-то!» – подумал я. А то я все время недоумевал, для чего Мо заставил меня клеить, чертить и резать бумагу. Я не возражал, зная, что Мо, как и Ван, никогда просто так ничего не делает, но зачем нужно было все это, я не понимал. Сначала Мо отправил меня в канцелярский магазин и велел купить два самых больших листа чертежной бумаги. Что это такое, я знал, потому что один из моих учеников в Союзе учился в инженерно-строительном институте и часто прибегал на тренировку с длинным цилиндром (он называл его тубусом), в котором у него лежали свернутые чертежи. Однажды он показывал мне их: на большом листе толстой бумаги было подробно начерчено целое здание. Как у него хватало терпения на такое, я не понимал, но бумага, на которой был сделан чертеж, мне понравилась – белая, плотная, слегка шероховатая. Называл он ее «ватман». Даже объяснил, что такую бумагу в конце XVIII века изготовил англичанин Джеймс Ватман, сумевший получить большие листы, на которых не оставалось следов сетки. Самый большой лист был размером в квадратный метр и назывался формат А0. А тот, на котором чертил мой ученик, был вполовину меньше – А1.
Так что когда я по указанию Мо отправился в магазин канцтоваров, то знал, что мне нужно спрашивать Whatman paper. Даже примерно знал, какого размера такая бумага бывает. И как тут было не вспомнить слова Мо про Инь и Ян. То, что было мне совершенно не нужно тогда (Инь), неожиданно стало полезным сегодня (Ян).
Купив четыре самых больших листа, я, следуя указаниям Мо, склеил их по два и вырезал из получившихся «полотнищ» пару кругов диаметром примерно футов по пять (Мо постоянно переходил с футов на метры и с градусов по Фаренгейту на градусы по Цельсию).
Оба круга я поделил на восемь равных секторов, каждый из которых обозначил как четыре стороны света и четыре промежуточных направления. После этого один круг я разрезал на куски следующим образом:
Круг восьми направлений
И вот теперь я наконец узнаю, к чему были все мои труды. Как сказал Мо, эта «модель» называется «круг восьми направлений». Услышав это название и увидев, что Мо кладет неразрезанный бумажный круг на землю, я оживился, решив, что Мо собирается показывать мне «шаг на восемь сторон» света, о котором Ван был весьма высокого мнения. Однажды он даже начал объяснять мне что-то про «девять дворцов», восемь сторон и центр, но потом, видимо, поняв, что «не в коня корм», оставил эту теорию до лучших времен.
Услышав про «шаг на восемь сторон», Мо улыбнулся и сказал:
– Потом… когда-нибудь… может быть. А может, и нет, потому что ты его и так знаешь. Мало того, когда противник «сложный», ты им очень успешно пользуешься. Когда мы встретились с тобой первый раз и ты понял, что я не «человек из деревни» (ты мне сам потом так говорил), ты двигался именно таким образом. Думаю, Ван решил не объяснять тебе теорию, а просто научить без лишних слов и даже не сообщая, что это такое. Поэтому и мы с тобой поступим так: пока оставим все, как есть, а потом, если у нас будет время и охота, может, я тебе объясню то, что ты и без меня знаешь. Ну, может, не знаешь, а умеешь, что еще лучше.
А то, что я сейчас покажу, лично тебе совершенно не нужно. Понадобиться это тебе может, только если ты решишь передавать дальше мою школу. Для этой цели я тебе продемонстрирую, как у нас обучают всем стойкам сразу. Ставь одну ногу в центр круга, – ткнул он пальцем на расстеленное на земле мое «произведение», – так чтобы середина стопы пришлась точно в центр круга.
Я аккуратно, чтобы не порвать бумагу, поставил левую ногу в центр.
– А дальше, не сдвигая левой стопы (можешь только поворачивать ее), – продолжал командовать Мо, – ставь правую стопу по очереди во все восемь точек, расположенных на диаметрах. Можешь ставить ее на носок, можешь на пятку, можешь на всю стопу.
Я попробовал. Подход действительно был чрезвычайно практичным. Таким образом можно было показать ученику положения стоп для всех существующих стоек: передней, задней, скрестной, любой. Сами стойки, конечно, пришлось бы объяснять, показывать и исправлять каждую по отдельности, но насчет положения стоп Мо был полностью прав: один такой «круг восьми направлений» позволял «выставить» стопы для всех (без исключения!) стоек. И если учесть, что восемь делений круга обозначены как стороны света, то любую стойку можно было описать, например, так: лицо на север, левая стопа северо-восток, правая стопа на юго-восток. Удобно, если нужно быстро и понятно растолковать что-то непонятливому ученику. Правда, он должен как минимум знать, как называются стороны света…
