Мо был прав, Лао Цзы и Конфуция я читал с большим удовольствием. Причем по мере того как я начинал понимать, о чем идет речь, удовольствие становилось все больше и больше. Чтиво это было для меня (думаю, не только для меня) непростым, но я не стеснялся задавать вопросы Мо, а тот с явным удовольствием комментировал для меня непонятные (поначалу они все были непонятными) места.
Постепенно начинало даже казаться, что мне вообще нравится читать. Это мне-то… Так почему бы и не взяться за третью книжку, тем более что Мо, который, как я заметил, ничего не делал наполовину, наверняка и с ней мне поможет.
Видя, что я утвердительно киваю, Мо положил передо мной книгу, на которой было написано «Шри Рамана Махарши».
– Будет непросто, – сказал он. – Это Индия. Другие обычаи, традиции, формулировки. Кроме того, ты привык обращать внимание на работу с энергией и телом, а тут речь идет о духовном Пути. Да и вообще вся книга написана в стихах, причем часто длинных и почти всегда непонятных. Но это не важно. Все настоящее одинаково. Захочешь – разберешься. А я помогу, – улыбнулся он.
– Но мы отвлеклись, – прервал сам себя Мо. – Поедем развлекаться, смотреть на бесконтактный рукопашный бой?
Не отвечая, я уже застегивал ремень на джинсах, одновременно заталкивая ноги в кроссовки.
Приехали мы вовремя (у Мо было то же свойство, что у деда и Вана, он всегда «прибывал» вовремя). Стоянка перед залом, где проходили занятия, была забита дорогущими машинами (видимо, люди, изучающие и преподающие бесконтактный рукопашный бой, не бедствовали), так что только водительское искусство Мо дало ему возможность втиснуть лимузин между двумя другими машинами.
На входе нас спросили, кто мы и от кого. Мо назвал какое-то имя, видимо, имя их учителя, и нас пропустили. Когда мы зашли в зал, никто на нас особенного внимания не обратил и мы с Мо, скромно устроившись на скамье, стоявшей под стеной, стали смотреть, что происходит в зале.
А посмотреть было на что. Хотя здешний учитель (белый мастер лет сорока пяти, которого ученики называли не иначе как профессор) делал вид, что не обратил внимания на наш приход, он наверняка нас заметил и явно начал проводить «показательные выступления». Я смотрел открыв рот. Чего он только с учениками не вытворял. Он останавливал их, тащил за собой, ставил на четвереньки и все это, не прикасаясь ни к кому пальцем.
Однако (мастерство не пропьешь) периферийным зрением я видел все, что происходило вокруг меня. И обратил внимание на то, что Мо смотрит не столько на «шоу», сколько на меня. Я повернулся и увидел в его хитрющих раскосых глазах нескрываемую насмешку.
– Нравится? – спросил он. – Вот это настоящее Гун-Фу! Ни твой дед, ни отец, ни Ван, небось, такого не умели. Куда им до этого человека, вот это мастер, вот это учитель!
Я не совсем понимал, было ли то, что я видел, «настоящим Гун-Фу» или каким-то изощренным спектаклем, но прекрасно понимал, что Мо подначивает меня. Причем, психолог хренов, он делал это, совершенно не скрывая, «в лоб». Но поделать с собой уже ничего не мог. Впрочем, и не хотел. В голове у меня звучал голос деда, когда тот, забыв о моем присутствии, говорил отцу: «Он же бешеный, таких в принципе нельзя учить воинскому искусству. Только потому, что он мой любимый внук…».
А я-то надеялся, что Ирландия, мирная жизнь, книги, «мягкое внутреннее» искусство Мо изменили меня. Да разве характер, натуру изменишь… И тут до меня дошло: я такой, как я есть, пусть я и бешеный, но «Ни твой дед, ни отец, ни Ван, небось, такого не умели» я сносить не собираюсь. А кому я такой не нравлюсь…
– Да не злись ты так, – продолжил Мо. – Я ведь тоже не умею так, как он. – Глазами он показал на мастера, стоявшего в центре зала.
Но мне уже было наплевать, меня уже понесло, это мы сейчас проверим, кто тут чего умеет.
– Пойдемте, учитель, – вставая со скамьи, громко, на весь зал сказал я. – Это же обезьяний цирк, а не школа рукопашного боя. А вместо учителя у них клоун. Лучше поедем в настоящий цирк, потому что там все без обмана: настоящие клоуны, слоны, обезьяны…
С самого начала я обратил внимание на поведение учеников. Конечно, в меня самого традиционное уважение к учителю вбито с самого детства. Но ни в одной настоящей школе я не видел, чтобы учитель поощрял подобострастное к себе отношение. Традиционно (а в тысячелетней традиции просто так ничего не бывает) считалось, что такое поведение ослабляет дух ученика и что ученик, унижаемый и унижающийся в процессе обучения, никогда не станет настоящим воином. Бить ученика можно (и даже весьма приветствуется) сколько угодно. А давать ему почувствовать собственное ничтожество – ни в коем случае. Ибо из ничтожества мастера никак не сделать. А в этой школе на учителя смотрели как на высшее существо. Всячески почитать учителя – тут я, конечно, согласен, но подобострастно смотреть на него снизу вверх ни в коем случае. Посмотри я так хоть раз на Вана…
И вдруг какая-то нахальная желтокожая узкоглазая мартышка (знаю я, как иногда меня за глаза именовали) обзывает это высшее существо клоуном, а священнодействие, происходящее в зале, называет обезьяньим цирком… Так что мои слова привели в смущение всех, включая местного учителя.
Кроме, разумеется, Мо, который, похоже, ждал от меня чего-то подобного и, не скрывая, открыто наслаждался ситуацией. Он встал и начал длинно и громко извиняться за своего грубияна-ученика, который просто не понимает уровня мастерства, которое ему довелось увидеть. Это, конечно, его Мо, вина, потому что он не смог научить меня правилам поведения в присутствии настоящего мастера. Потому что сам он, Мо, ничего подобного, увы, своим ученикам показать не может.
Пока Мо говорил, местный учитель успокоился и снова приобрел свой вальяжный вид.
– Ну что вы, мастер Мо, не беспокойтесь, все в порядке, видимо, на вашего ученика воздействовала моя Ци. Такое бывает, и более серьезные мастера не могут выдержать моей энергии.
«Интересно, – подумал я, – я самый сильный из молодых мастеров Вьетнама, откуда здесь, на Западе, в Ирландии, могут быть мастера сильнее меня?!» А вслух сказал:
– Да сюда ни один порядочный мастер не зайдет.
При этом у меня в голове мелькнула мысль: «Если он правда умеет, то он меня по стене размажет, он же работает на расстоянии, я к нему просто не смогу подойти». И тут передо мной появилось лицо Вана, на котором сквозь обычную «каменность» проступало удивление. «Думаешь, не справишься? – участливо прозвучал у меня в голове его голос. – Потом он тяжело вздохнул. – Возись с такими дураками, как ты. Учишь годами, а потом они…»
Видимо, все это заняло какое-то мгновение, потому что ставший вновь вальяжным профессор спросил меня, не желаю ли я лично проверить его мастерство. Тут он ошибался, я не желал проверять его мастерство, я желал просто и грубо набить ему морду.
– Правда, – продолжил профессор, – есть одно препятствие. Я известный мастер и человек занятой, так что мое время и квалификация весьма недешево стоят. И бесплатно с кем попало я не дерусь. Так что ставим по тысяче ирландских фунтов. Победитель, – ткнул он пальцем себя в грудь, – забирает все деньги. Побежденный, – он указал на меня, – не получает ничего, кроме тумаков.
