И не сразу поняла, где находится и что это был сон.
Тяжело вздохнув, девушка медленно села на постели, так же медленно потянулась за халатом и, наконец, опустила ноги на пол.
На кухне вовсю гремела бодрая утренняя музыка, льющаяся с экрана маленького телевизора, в который неотрывно глядели Мария Петровна и Эмма, поначалу даже не заметившие Настю.
— Не тот канал! — Настя впервые забыла поздороваться. — На НТВ переключайтесь! Сейчас новости будут.
— Я уже два выпуска смотрела. — Мария Петровна, вздрогнув, обернулась к девушке. — Не повторяют этот репортаж — и все тут!
— Ничего себе! А если бы показали, вы бы меня не успели разбудить!
— Еще как успела бы! — возразила учительница. — Там же вначале Шойгу показывали, потом как они в самолет садятся, а уж затем только Пашу…
— А вдруг бы Шойгу сократили?!
— Знаешь, Настя, — вмешалась Эмма, — а мне здесь у вас так сладко спалось!
— Ой, мам, помолчи! Не видишь — новости?
Эмма обиженно посмотрела на дочь и ничего не сказала. Что она, слепая, что ли? Не видит, что на экране кадры из Думы.
— Возможно, вечером повторят или в «Итогах»… — нерешительно заметила учительница, а Настя неожиданно для себя самой всхлипнула.
— Настена, ты что? — Эмма, мгновенно забыв свою обиду, бросилась к дочери. — Ну перестань, не расстраивай меня… Ты же знаешь, я не могу, когда при мне плачут!..
— Сон видела плохой… — Настя вытерла глаза.
— Ну вот, только суеверий нам и не хватало, — покачала головой Мария Петровна. — Выброси из головы, не думай, не зацикливайся!
— Да! — обрадованно подхватила Эмма. — Прими холодный душ — и сразу успокоишься! Или простыней мокрой обмотайся.
— Вот я тебя в простынку и заверну, когда будешь психовать! — огрызнулась Настя и махнула рукой.
— А я не буду психовать! Я нашла прекрасную методику: надо представить себя под вентилятором, который отгоняет низкие энергии…
— Ух-х!.. — девушка беспомощно посмотрела на Марию Петровну и, круто развернувшись, вышла из кухни.
— Эммочка, она его действительно любит. — Мария Петровна, подавив улыбку, покачала головой.
— Ой, не дай бог!
— Почему?
— Так ведь дурочка еще… Несется, как степная кобылица, а куда — сама не знает.
— Не думаю… Простите, Эмма, а можно задать вам вопрос?
— Конечно.
— Вы Настю в каком возрасте родили?
— В восемнадцать… От учителя по рисованию… Теперь вы понимаете, что у меня есть веские основания волноваться?
Ответить Мария Петровна не успела, потому что из прихожей раздался звонок, хотя в такую рань они вроде бы никого не ждали. Наверное, и у Марии Петровны, и у Насти мелькнула одна и та же мысль: Павел?! Но девушка, выскочившая из ванной в едва накинутом на голое тело халате, конечно же опередила свою квартирную хозяйку. Увы… На пороге стоял Дон Антонио…
Охнув, Настя отскочила в глубь прихожей, а у Дона Антонио на лице отразилось приятное изумление:
— Какие нам показывают виды!
— Извините… — Настя поспешно запахнула халат.
— Что вы, что вы! — ухмыльнулся он. — Я давно заметил, что встреча с полуобнаженной девушкой с утра — к добру… А, Марьюшка Петровна, здрасте! Завтра ведь у нас четверг?
— Точно, — улыбнулась учительница, стоя в дверях кухни. — И что же?
— И что это за день, если, конечно, не считать наших традиционных сборов под сей гостеприимной крышей?
— Ты говоришь загадками, Антоша…
— Рыбный! — торжествующе провозгласил Дон Антонио. — Санек, заноси!.. — бросил он через плечо.
Огромный сверток, на вид абсолютно неподъемный, в руках тут же появившегося нового водителя Дона Антонио заставил женщин ахнуть.
По полу вслед за Саньком волочился здоровенный рыбий хвост.
— Антон, это… кто? — Глаза учительницы округлились.
— Не бойтесь, не русалка! Это — будущий шашлык из осетрины… А это кто?
Взгляд Дона Антонио был устремлен в дверной проем кухни, которой освободила, давая дорогу гигантской рыбине, Мария Петровна.
— Знакомься, Антон, — улыбнулась учительница, — это Настина мама Эмма Павловна!
— Очень приятно, Эмма, мама Насти!
Дон Антонио расцвел сияющей улыбкой и вошел в кухню.
— Трудно поверить, что мама, я бы сказал — сестра.
— Еще скажите «младшая», — усмехнулась Эмма Павловна и слегка порозовела.
— Рад, и весьма! — хохотнул Дон Антонио. — Настенька наша общая любимица и очень хорошо воспитанная девочка…
— Это Антон ее устроил на работу, — вмешалась Мария Петровна.
— Да? — Эмма пристально посмотрела на Антонио. — Ну, в таком случае я буду за нее поспокойнее… Наверное.
— А почему вы держитесь за сердце? Вам нехорошо? — Он заинтересованно посмотрел на Настину маму.
— Не беспокойтесь, уже лучше… Просто я недавно перенесла микроинфаркт…
— Шесть лет назад! — уточнила Настя, появившаяся на кухне уже одетая.
— Ну, для нас это недавно, — ухмыльнулся Антонио. И, внезапно распахнув на груди рубашку, продемонстрировал короткий белый шрам. — У меня тоже было кое-что… В области сердца…
— Ого! — В глазах Эммы вспыхнул неподдельный интерес. — Вас резали?
— Ага, один хирург…
— Очень аккуратный шовчик! Врач от Бога…
— Скорее, от черта, — фыркнул Антонио. — Он уже покойник!
— Понятно, — проронила Эмма озадаченно. — А я попробую сегодня попасть в кардиоцентр, я, ведь, собственно, за тем и приехала.
— Зачем же пробовать? — удивился Дон Антонио. — Сегодня все и сделаем!
— Как? — не поняла Эмма.
— Разве я вам не говорила, что он добрый гений? — пояснила Мария Петровна.
— Уточняю, — вставил Дон Антонио, — для своих.
— Неужели я уже своя? — Эмма кокетливо прищурилась.
— Естественно, вы же Настина мама… Все, ухожу! Через часок пришлю за вами машину!
— Антон, — Эмма Павловна расцвела в улыбке, — я вами очарована, целиком и полностью!
— Взаимно, Эмма…
И, подмигнув Насте, молча стоявшей возле стола с хмуро насупленными бровями, Дон Антонио, как это и полагается добрым гениям, исчез так же внезапно, как появился.
Вторичное возвращение Левы к реальности состоялось почти при тех же обстоятельствах, что и первое. Правда, лица вокруг него были, как он убедился спустя несколько минут, абсолютно незнакомые. Во всяком случае, у прежних сотоварищей по палате руки-ноги не были, в отличие от нынешних, загипсованы. Это Лева помнил точно, а вот все остальные события, предшествовавшие перемещению, начисто улетучились из памяти тренера. Хотя голова вроде бы не болела…
