— Виноват буду я и только я! — подхватил Боб.
Настя как-то автоматически кивнула им вслед, не в силах оторваться от зеркала. Ей и правда хотелось остаться одной. Хоть ненадолго. Но кто ж это позволит новорожденной звезде? Только не Славин! Потому что именно он и возник в зеркальном овале за спиной Насти.
— Чудо… — пробормотал он. — Ты — чудо!
И, подумав, добавил очень серьезно: «Звезда!» А Настя вдруг поняла, что впервые за все время знакомства видит этого вечно ерничающего Славина серьезным.
— Тебе правда понравилось?
— Разве только мне? — он растерянно улыбнулся. — Я вдруг почувствовал себя таким паршивым котенком…
— Ничего, тебе полезно!
— Да? Ну да, наверное… Настя, я подумал, может быть, ты согласишься быть моей девушкой?
— Что-что? В смысле? — От удивления она даже отвлеклась от своего нового, притягивающего взгляд, отражения.
— Я даже приставать к тебе не буду… По крайней мере, постараюсь… А ты будешь просто ходить со мной на всякие вечеринки, для журналов сниматься, ну и для клипов, конечно, а?
— Здорово! — ядовито восхитилась Настя. — Главное — заманчиво: стать твоим аксессуаром, чем-то вроде рубашки от «Гуччи» или новой машины!
— А что тут плохого?
— То, что я живая и не продаюсь!..
— Все продаются, — он вздохнул и сел в соседнее кресло.
Настя совсем было собралась возмутиться, но, еще раз взглянув на Андрея, отчего-то воздержалась.
— Не продаются, Настена, те, которых не покупают… Я продаю свой голос, ты можешь продать свою красоту…
— Еще чего! — не выдержала девушка. — Красоту не продают, ее дарят любимому человеку… Я, во всяком случае, так и поступлю.
— Неужели? — Славин посмотрел на Настино отражение ласково и невесело. — А он вытрет об нее ноги. Запомни, девочка: мужчины подарков не ценят, они ценят то, за что заплатили! Чем больше заплатили, тем больше ценят.
Что-то было не так в их разговоре. Возможно, и все не так в словах Славина, вопреки железной логике. Или это она, Настя, чего-то не понимает, а может, и не поймет никогда? Оттого что, даже став на какую-то долю секунды звездой маленького подиума, все равно была, есть и будет провинциальной дурочкой, обмирающей от ужаса перед логикой большой и сверкающей бриллиантовым разноцветьем жизни?.. Такой настоящей по сравнению с ее прежней и… такой, по сравнению с той же, прежней, выдуманной… Ох, она совсем запуталась!
— Может, ты и прав, — пробормотала Настя и прикрыла глаза от внезапно накатившей усталости. Славин понял ее и поднялся, чтобы уйти. Он все еще был серьезен и даже хмур.
— Смотри, Настена. Красота имеет свойство быстро улетучиваться! Сейчас ты будешь ее дарить, а потом нечего будет продавать…
Дорогу домой, и вообще, каким образом очутилась она в автобусе, Настя почему-то не запомнила. Просто в какой-то момент услышала, как водитель объявляет ее остановку. Посмотрев в окно, она увидела, что идет дождь, первый с тех пор, как они познакомились с Пашей… Стоило ли после этого удивляться, что Настины ноги сами принесли ее к двери Павла. И что она не сразу поняла, что к чему, когда в ответ на ее звонок дверь открыла незнакомая девушка? Красивая, между прочим, девушка… и — умная. Потому что нужно быть действительно очень умным и проницательным человеком, чтобы сразу, с одного взгляда «въехать» в ситуацию. И вместо того чтобы вернуться назад в квартиру, небрежно отодвинуть ее, Настю, с дороги и, еле заметно кивнув растерянному хозяину, замершему в собственной прихожей, уйти. Просто уйти…
— Это кто?
И такая усталость навалилась на Настю, что сил на притворство, на то, чтобы сделать непонимающий вид, не было…
— Ты… Что ты с собой сделала?!
В голосе Паши, с удивлением воззрившегося на прическу-фэнтэзи, было слишком много всего: неловкости, изумления, вообще фальши.
— Паша, — тихо повторила она, — кто эта девушка?
Его глаза в полутьме прихожей насмешливо блеснули:
— Моя подруга. Ты довольна?
— Нет!
— Не могу ничем помочь…
— А как же я?
— Что — ты? Ты тоже моя подруга.
— И много у тебя нас?..
— Извини… Если бы знал, что встречу тебя, конечно, хранил бы тебе верность все двадцать пять лет! Но я не знал, извини!
— Ни за что!
— Настя, ты куда?
Он решительно взял круто развернувшуюся в сторону соседней двери девушку за руку и силой втащил в квартиру.
— Ты… Ты слишком все торопишь, так нельзя, понимаешь?
Его голос неожиданно смягчился, никакой иронии в нем больше не было, злости и растерянности — тоже.
— Пусти меня, пожалуйста, — попросила Настя, — я пойду домой…
— Пойдешь? Точно?
— Да.
— Ладно. Но на прощание ответь на мой вопрос: что ты с собой сделала?
— Тебе не нравится?
— Честно?..
Но продолжить он не успел. Вырвав у Павла руку, Настя метнулась в сторону ванной и в мгновение ока заперлась изнутри: содрать с затылка накладные пряди — настоящее произведение Лизочкиного искусства! — было делом весьма болезненным, но минутным. Еще проще с макияжем: для этого понадобились мыло и горячая вода. И вот уже из маленького зеркальца над раковиной на нее смотрит очень знакомая, взъерошенная, готовая расплакаться девчонка — прежняя Настя. А звезда… не звезда даже, а маленькая звездочка, на мгновение мелькнувшая на небосводе — ее нет. Погибла…
«Ну и к черту все!» — прошептала она своему отражению и открыла дверь ванной.
Он по-прежнему стоял в прихожей на том же месте, на котором она его оставила.
— Вот, — сказала Настя, сама поразившись собственному отчаянию, прозвучавшему в голосе. — Вот… Я тебе не нравлюсь? Совсем-совсем, ни капельки?..
— Что я должен ответить?
Его голос Настя почти не узнала, таким суровым он ей показался. Но она всегда была мужественной девочкой:
— То, что чувствуешь!
И, подчиняясь еще неизведанной им власти, Павел, уже ни о чем не думая, не испытывая больше страха, шагнул к девушке и прижал ее к себе в порыве, которого и сам от себя не ожидал. Не упрекая больше ни себя, ни ее, он нашел в этой полутьме ее губы, такие упрямые, если на них просто смотреть, и такие мягкие и отзывчивые в поцелуе…
14
А утро все-таки наступило, яркое и солнечное. И точно так же, как в первый день у Марии Петровны, спать ей не дал солнечный лучик, наверняка тот же самый. С этой мыслью Настя и проснулась, и ахнула, взглянув на будильник: спасибо солнышку, иначе точно бы проспала!..
