Бледная как полотно Виктория ничего не ответила майору. С ее места было прекрасно видно, какой именно из найденных ею снимков разглядывает Валентин. Бросив взгляд на тот, что он в данный момент держал в руках, она устало прикрыла глаза и откинулась на спинку своего стула. Но даже тени смущения не проступило на ее лице…
— Знаешь, — майор с трудом отвел глаза от фотографии, — в нашем отделе до сих пор на двери висит твоя карточка — с конкурса… Ты там ничего, такая… блондинистая…
— Ты же не любишь блондинок, — равнодушно заметила она.
— Блондинки тоже меня не любят, так что все взаимно… Нет, ты там правда хороша необыкновенно.
— Неужели лучше, чем здесь? — Вика приоткрыла глаза, и в глубине ее зрачков мелькнула насмешка.
Майор слегка покраснел и пожал плечами:
— Ну здесь — вне конкуренции… Работал профессионал, и оптика неплохая…
— Да, несколько интимно, но вполне отчетливо…
— Это ведь твоя квартира? — Панкратов заговорил подчеркнуто сухо.
— Я бы даже уточнила, что это моя спальня.
— Но, насколько я понимаю, это не Стас.
— Да, со зрением у тебя полный порядок. — Она жестко сжала губы. — Это не Стас.
— Снимки явно сделаны из дома напротив…
— В доме напротив идет реставрация, там никто не живет.
Панкратов молча собрал фотографии и аккуратно положил их в конверт, который Виктория достала из ящика собственного стола минут двадцать назад. На лице майора мелькнуло выражение ярости.
Ему понадобилось не более секунды, чтобы взять себя в руки. Когда он снова заговорил, голос его был абсолютно спокоен.
— Что ж, мы имеем дело с профессионалом, обладающим совершенной аппаратурой и агентурной наглостью. С твоего позволения, начнем с начала… Когда ты последний раз заглядывала в этот ящик?
— Точно не помню, либо вчера, либо позавчера… У меня там всякая ерунда лежит…
— Кто мог зайти в кабинет в твое отсутствие?
— Теперь мне, Валя, кажется, что кто угодно… — Вика вздохнула и с отчаянием посмотрела на Панкратова.
— Ладно, опрошу позже охрану… Как считаешь, с какого момента велась съемка?
— С того момента, как мы нашли кошелек. — Она сказала это твердо и уверенно и добавила со злостью: — Они загоняют меня в угол!
— Просто дилетантов сменили профессионалы… Успокойся. Если начнешь паниковать, будет хуже. Ведь именно этого от тебя и добивается… некто…
— Успокойся! — Виктория презрительно фыркнула и посмотрела на Валентина с яростью. — Меня подслушивают, за мной подглядывают, весь салон напичкан шпионами… Каждое мое слово, каждое движение фиксируется каким-то маньяком!..
— Вика!
— О нет!.. — Она поднялась из-за стола и решительно сжала кулаки. — О нет! — повторила она. — Они знают обо мне все, но они не знают меня!..
Чувство восхищения этой женщиной, ее мужеством, силой ее натуры и красотой невольно овладело Валентином. В ярости хозяйка салона была, оказывается, тоже необыкновенно хороша. Возможно, красивее, чем на том упомянутом им снимке с конкурса красоты… И лишь несколькими минутами позже, когда Панкратов уже покинул кабинет Виктории и, позабыв о своем намерении перекусить хотя бы бутербродами, шел к выходу из салона, сомнения вновь проснулись в его недоверчивой душе…
Тертый калач, майор Панкратов так же, как и Вика, навсегда утратил способность верить кому бы то ни было целиком и полностью… Это началось с того момента, когда служебное преступление железобетонной плитой опустилось на его совсем не слабые плечи… Уже подходя к управлению, Валентин с горечью усмехнулся: он по-прежнему не мог решить, на чей счет следовало отнести это непреодолимое желание уподобиться знаменитому Станиславскому с его сакраментальным «Не верю!». На свой или же на счет его нынешних клиентов?..
Моросил дождь, но Валентин этого не замечал, погруженный в свои сомнения. Стоя на крыльце родной конторы, он в тысячный раз мысленно прокручивал каждый Викин жест, каждый взгляд, каждое слово во время этого последнего разговора… Что ж, если все это действительно адский обман, ум и жестокость за ним стоят недюжинные. А в самой Виктории пропала прямо-таки гениальная актриса…
— …Да, во мне, видимо, пропала гениальная актриса… — Именно эту фразу, столь созвучную мыслям Панкратова, произнесла сама Вика. И именно в тот момент, когда майор, потоптавшись перед дверью управления, протянул наконец руку, чтобы открыть ее.
В кабинете Виктория была по-прежнему одна.
Взяв в руки мобильник, она, набрав знакомый номер, некоторое время вслушивалась в голос своего собеседника.
— Не знаю… — дождавшись паузы, сказала Виктория, — если это с твоей точки зрения и называется «спустить на тормозах»… Нет, я понимаю… Да нет, просто уверена, что Валентин и без этого никакой опасности не представлял… Будет чем заняться? Ему и так есть, чем… Ладно, ты прав. И все же: что со всем этим теперь делать?
Вика усмехнулась и еще некоторое время слушала Дрона. Когда она заговорила вновь, в ее голосе звучала нежность, окрашенная отчаянием:
— Милый, я доверяю тебе полностью, полностью! Понимаю — ты знаешь, что делаешь… Да… Прости, что я такая слабачка, но… Я не верю, что когда-нибудь нам удастся от него освободиться! Если я и боюсь кого, то только Стаса!.. Да, конечно, я сама виновата, только я… я… Конечно, нужна пауза… На Сейшелы? Ты же знаешь, что сейчас не могу…
И опять она слушала его молча. А в конце разговора, за возможность услышать который Валентин Панкратов наверняка отдал бы остатки своего душевного благополучия, произнесла всего одну фразу:
— Я люблю тебя… Господи, как же я тебя люблю!..
Еще несколько минут после того, как она отключила мобильник, понадобилось Вике, чтобы взять себя в руки. И она это сделала. Когда спустя полчаса вызванная ею в кабинет администратор Светлана вошла туда с заранее приготовленным блокнотом в руках, на лице хозяйки салона не было ни малейших следов волнения. И голос, которым она отдала несколько текущих распоряжений, был спокойным, ровным и, как обычно, почти лишенным интонаций.
Рабочий день салона легко и стремительно мчался по своим накатанным рельсам.
С некоторой гордостью Настя оглядела новый стенд, установленный в холле: это был ее собственный стенд, появившийся после того, как она закончила курсы и получила сертификат. Всякий раз, когда посетительницы салона задерживались возле него, заинтересовавшись разложенными на самом видном месте рекламными проспектами, она испытывала настоящую радость.
В данный момент у Насти имелись для радости все основания: черноглазая элегантная дама, только что покинувшая парикмахерский зал, уже не меньше пяти минут стояла у ее стенда, читая один из проспектов.
— Выбрали что-нибудь? — доброжелательно улыбнулась Настя, подходя к ней.
