– Он и твой тоже! – слегка цапнула аспида Матильда. – Святые, что жили до Оллара, у нас общие.
– А вот и нет. – Бонифаций привычно поднял палец. – Великий Франциск непотребных святых упразднил, оставил лишь тех, от кого польза есть – если не душе, то Талигу. А какая польза от разрубленного ханжи? Скота хотя бы съесть можно… Почему серьги малые вздела? Непорядок.
– Я не Древо Урожая, а супруга кардинала Талига, – наставительно сказала принцесса, но серьги заменила. Причем с удовольствием. Спускаться по широкой, хоть и деревянной, лестнице рука об руку с внушительным супругом тоже было приятно.
Хозяин уже восседал за разноцветным от яств столом. И в Алате, и в Агарисе, и в Талиге кушанья по глазам не били. Да, сласти попадались яркие, а мясо украшали красными, желтыми и зелеными овощами, но именно украшали. Здесь же царили ядовитая зелень и неистовая желтизна, а оттенки красного и вовсе напоминали о закате, но Матильда все равно похвалила.
– Так красыво, – обрадовался казарон. – Жить надо ярко, как птыца!
– Воробьи считают иначе.
– Варабэй нэ счтытает, варабэй нэ может. Он бэднак! Голуб тоже бэднак, но он уже блэстыт! В крэстийанской хабле мало цвэта. В замке казарона жывот радуга.
– А что тогда живет в четырежды радужной Паоне? – поддержал разговор сидящий по правую руку от хозяина Валме.
– Воры! – отрезал хозяйский тесть, вооруженный ногой нухутского петуха. – Оны крадут всё и продают как свое! Оны кралы наших птыц, вытыкалы на своих шпалэрах и говорылы – гайыфскый стыл! Мы украшалы замкы птыцамы, когда гайыфцы ходылы в сэрых трапках!
– Возможно, – предположил наследник Валмонов, – серое было в моде?
– Пробуй это выно! Харошее, старший сын прыслал вмэсте с часамы. – Хозяин жил сегодняшним днем и думал о том, что ему уже привезли и привезут еще. – Целая тэлэга часов, и всэ пают! Тэпэр у мэна в каждой спалнэ часы с птыцамы!.. И вот это тоже пробуй… Из пагрэбов замка Марапон!
– Это мы научылы Гайифу всэму! – стоял на своем тесть. Тощий, в чем-то парчовом, он то грыз нухутскую ногу, то принимался ею размахивать, и Матильда не выдержала.
– Ваш родственник, – сообщила она казарону, – напоминает мне друзей моего покойного мужа.
– Много ест, – кивнул казарон, – и много говорыт, но мнэ ест чем кормыт. Он умный, а за столом должно быт много всэх и много разговоров! Пробуй эту птыцу! Ее тушилы в траве кры-гж-бш…
Умопомрачительно запахло – слуги водрузили на стол здоровенный чан. Будь такой у древних варитов, святой сдался бы и остался неразрубленным, но пожиратель нухутских ног был пресыщен.
– …училы их пысат! – продолжал возмущаться он из-за плеча зятя. – Аны кралы наши буквы! Мы – патомкы саймуров, а кто гайыфцы? Откуда оны прышлы? Зачэм?
– Я сегодня же доведу ваше мнение до сведения гайифской стороны, – пообещал Валме. – Скажите, а шпалеры с дамами-воительницами – это чисто имперское или тоже позаимствовано у вас?
– Нэт, – вступил хозяин, – это прыдумалы глупцы! Развэ дама можэт ваеват?! Зачэм?! Ваюет мужчына, дама его любыт, а он любыт даму!
– Господа, – подал голос от двери уклонившийся от завтрака Дуглас, – к моему глубокому сожалению, должен напомнить, что нужно спешить. Только что прибыл курьер от генерала Коннера. Доверенные лица его величества Бааты уже на месте. Его высокопреосвященство и ее высочество ждут в аббатстве Гидеона Горного не позднее шести пополудни.
3
Дорога оставалась горной, хотя близость равнины и ощущалась. Склоны стали пониже, камешки под копытами помельче, ручьи потише, но необычная, резкая красота все еще радовала глаз, а дующий в спину прохладный ветер делал дневную жару терпимой. Пегая мориска неутомимо вышагивала между мерином Бонифация и гнедым Крепышом Коннера, присоединившегося к кавалькаде, едва набитый часами, винами и гостеприимством дом скрылся из глаз. Да, лошади были веселы, а вот Бонифаций усиленно хмурился, сведя и так чрезмерные брови в толстенную черно-седую гусеницу.
То, что кардинал предоставил драгоценную супругу Темплтону с Пьетро, говорило о многом: его высокопреосвященство явно собирался изречь нечто то ли секретное, то ли не слишком приятное, а пока собирался с мыслями. Валме не торопил – думал о том, как четверо конных ехали с перевала, а следом за ними катилась ночь. С чего прощальная кэналлийская кантина влезла в голову, виконт не представлял, но жутковатая четверка незримо двигалась рядом и волокла с собой тьму, которую не чуяли ни кони, ни два рыскающих вокруг отряда волкодава. Будет смешно, если ее унюхал Бонифаций.
Когда возглавлявшие колонну адуаны перешли очередную речку, его высокопреосвященство переложил поводья в левую руку, почесал нос и объявил, что в аббатство ехать нельзя.
– Гнездо еретиков? – участливо спросил несколько разочарованный Марсель.
– Гнездо? – хрюкнул олларианец. – Так, гнездышко воробьиное… Не в том суть. Еретики строят крепко, а что у них в головах, один Леворукий разберет. Может статься, что въехать мы въедем, да не выедем. Сам я туда полезу, если выхода другого не отыщем, но супругу не потащу!
– Да уж, – признал Коннер, – оплошали мы с этим монастырем… Что теперь-то делать? На кагетской стороне до первой пристойной халупы – день, не меньше, в Гайифу лезть нам нельзя, да и «павлины» вроде как к Гидеону наладились. Помолиться. Иначе им никак, свои же за хвост схватят: дескать, такие-сякие, что ж вы с врагами шашни разводите?!
– А может, святые отцы в самом деле святые? – предположил Марсель. – От мира удалились, птицам проповедуют, земному чужды, скверне не подвластны… К таким можно и заехать.
– Это гидеоныши-то, жабу их соловей, святые? – Генерал-адуан саркастически хмыкнул. – Да они тут на деньгах сидят! Видали б вы эту обитель – прямо торговый двор! Церковка крохотная, а склады как в Тронко в речном порту. Оно и понятно: Гайифа с клириков, что в Кагете осели, половинную пошлину берет, ну те и рады стараться. К «павлинам» вино и шерсть тащат, а назад – всяческую дребедень…
– Часы? – оживился Марсель. – С музычкой?
– Может, и часы… Лишь бы доход был.
– Значит, святых там нет, и мир не перевернулся? – деловито уточнил Марсель. – Тогда нашим монахам с Лисенком ссориться не резон, он за пакость Талигу их самих без шерсти оставит.
– Торгашам не резон, покуда они – торгаши. – Брови Бонифация расходиться не желали, так и топорщились на переносице. Выглядело впечатляюще. – Шпиону Бааты тоже не резон было кормящую руку кусать, однако же укусил, не побоялся. А ну как еретики паонские свою скверну приволочь успели, а монастырь горный даже с козлами быстро не взять!
– До чего же хорошо, – Марсель подмигнул Коннеру, – до чего же хорошо, что у нас случился умный кардинал, а то папенька чуть не решил, что таковые только у эсператистов водились.
– Ты, чадо, не заговаривайся и не отвлекайся. – Бонифаций грозно сунул руку за пазуху и вытащил флягу. А мог бы и кинжал: таковой у его высокопреосвященства имелся, и как раз за пазухой. – Сильвестр, чтоб его, тварь такую, из ямы змеиной да на пригорочек выпустили, не дураком был. Одна беда: нам сейчас не кардинальские подштанники ворошить, а к ызаргам в мешок лезть. И полезем, куда денемся, но благоверную мою надо удержать. Может, ее с коня уронить? Не здесь, а когда камней поменьше будет.
