Когда все имеющиеся в распоряжении императора войска брошены на морисков, чудом оказавшийся в тылу пристойный – это Карло мог утверждать с чистой совестью – корпус становится решающим доводом в любом противостоянии. Чиновники это поняли, Турагис в армию верил всегда, а теперь и до легата доходит, что не с его силами взнуздать губернаторов и унять бакранов. Горящий рвением сервиллионик нагрянул в Кипару, а субгубернатор куда-то уехал. Прибожественный, еще держа себя в руках, помчался в Мирикию, завернул по дороге к Турагису за лошадьми и получил выволочку. Опять как-то сдержался, влетел в город, а там никого! Разумеется, в гвардейскую башку пришло, что чиновники от него прячутся, хотя местное начальство, не ожидая от столичного ревизора такой прыти, просто обделывало свои делишки. Агас намекал, да Капрас и сам видел, что чиновной троице выделенных для патрулирования дорог драгун мало. Потерпев неудачу с собственными военными, умники могли сунуться к алатам, благо те за умеренное вознаграждение всегда готовы саблей помахать. Правда, Алат сейчас повернулся лицом к Талигу, ну так наемники на то и наемники, что продаются, кому хотят, а герцог глаза закроет, он всегда закрывал…
– Господин маршал, – прервал размышления о большой политике Йорго, – пришел отец Ипполит и готов обед.
– Пусть накроют на двоих.
– Я предлагал, только у нас – клецки из телячьих мозгов, а отец Ипполит постится. Ему нужны крутые яйца, зелень и холодная вода.
– Ну так пусть сварят! Петухи все утро орали, значит, и яйца найдутся.
– И все же мне лучше обедать не с вами. – Священник не стал ждать приглашения и явно слышал конец разговора. – Постящийся собеседник вызывает у непостящегося неловкость, да и нос мой при мне. Аромат подливы меня уже навел на греховные мысли.
– Так не постились бы… Кому это сейчас нужно?!
– Если это и нужно, в чем я никогда не был до конца уверен, то именно сейчас. – Отец Ипполит, опять же без приглашения, опустился на застеленный сшитым из тряпок ковриком табурет. – Мне всегда казалось странным лишать себя удовольствий, кои Создатель даровал заведомо безгрешным, то есть детям и животным. Вера должна быть источником спокойствия и радости, а не еще одним уложением о наказаниях, пусть и посмертных.
– Ну и отлично, – буркнул не испытывавший тяги к богословию Капрас. – То есть я с вами согласен и, признаться, голоден, как нагулявшийся кот.
– Я вижу, – священник улыбнулся, – вы не склонны обсуждать Эсператию. Вы и не должны этого делать. То, что вы сейчас даете людям, важнее – а даете вы им покой и уверенность в том, что их защищают. Носи я мундир, я забыл бы о душе, спасая провинцию, и очень удивился бы, однажды очнувшись в Рассветных Садах. Не бойтесь, я вас сейчас отпущу к вашим клецкам и вашим трудам…
– Я не боюсь!
– Боитесь. Люди дела боятся многословных рассуждений о ненужных им вещах. Верно и обратное, любители много и цветисто рассуждать обо всем бессильны перед самым простеньким дельцем, однако мне следует объясниться. Я не ханжа и не святоша, но я осознанно посвятил себя вере, которая сейчас в смертельной опасности. Значит, я должен быть безупречен, даже если эта безупречность мне и кажется нарочитой. Полгода назад я не соблюдал постов и не возносил положенное количество молитв, теперь я это делаю и буду делать, пока не минует угроза. Или, что вернее, пока я жив.
– Мориски до Кипары не дойдут, – твердо сказал Карло, – они не дойдут даже до Мирикии, у них просто не хватит сил и средств.
– Я не о язычниках, хоть они и сожгли Агарис. Как это ни дико, мориски сейчас скорей поддерживают огонь эсператизма, чем гасят его. Перед лицом язычников мы вспоминаем, кто мы есть, и беремся за оружие. Это внушает надежду, отбирает же ее совсем иное.
Господин Капрас, я много думал, я писал моим собратьям, тем, кому я доверяю и чье мнение ценю. Я получил несколько ответов, в том числе и из Паоны, от своего наставника. Вам вряд ли что-то скажет его имя, но к нему прислушивался сам епископ Оноре, а ведь он причислен к лику святых. Причем по заслугам и отнюдь не за мученическую кончину… То, что творит император Орест, не от Создателя. Насаждается ересь, в сравнении с которой эгидианство и олларианство – лепет невинного младенца. Франциск всего лишь утверждал, что ему явился святой Адриан, и, видимо, не лгал: всем нам снятся сны о сокровенном, и многие из нас им верят. Орест же объявил себя не посланцем, но почти воплощением Создателя. Если императору будет везти и впредь, он объявит себя живым богом, кардинал по трусости и себялюбию его поддержит, и это будет концом Гайифы и началом кровавого безумия.
Маршал Капрас, если вы чтите и ожидаете, вы не должны играть в эту игру. Мориски зимой утратят прыть, еретики – нет. Поверьте, в Паоне происходит немыслимое. Разбойники, с которых началось наше знакомство, там не висели бы, а вешали. Именем божественного Сервиллия!
Ипполит замолчал, и стало до жути тихо, потому что смешки драгун под окном, жужжание залетевших мух, собачий лай, какая-то возня в ставшей приемной комнатенке были кромешной тишиной. И в этой тишине громко бухало сердце самого Капраса – так колотится сердце загоняемой лошади.
– Не преувеличивайте! – не то приказал, не то взмолился маршал, понимая, что к прибожественному нельзя подпускать не только стратега, но и клирика. – Остатки разбитой армии дорвались до тех, кто виновен в разгроме, не более того. Ваш наставник никогда ничего подобного не видел, вот и ужаснулся. Оресту оставалось либо бежать и прятаться, либо попробовать обуздать армию, и он это сделал. Неважно как.
– Вы ошибаетесь, – твердо сказал отец Ипполит. – Это очень важно… Собственно говоря, важно только это. Прошу вас, когда станете говорить с легатом, вспомните не только про морисков, но и про девушку с мельницы.
– Вспомнить? – переспросил Карло. – Я ее не забывал.
5
Уменьшившаяся чуть ли не на треть колонна разбойников тянулась на запад. Зрелище успокаивало, и Матильда долго не выпускала из рук трубу, потому и заметила всадников, скакавших наперерез отступавшим. Не отряд, всего несколько человек, издали не сосчитать… Принцесса завертела головой, но поблизости не оказалось ни Бонифация, ни Коннера, ни хотя бы Пьетро, охранники же понимали не больше нее. Алатка тихонько ругнулась и отправилась на поиски кого-нибудь из офицеров. Первым нашелся Дуглас, и они долго по очереди глядели, как бандиты, свернув с дороги, уходят уже на юг.
– Там на два дня пути приличной переправы нет, – заверил Темплтон. – Не стоит беспокоиться.
– С чего мне беспокоиться? – устало удивилась принцесса. – Пойду посижу – ноги…
Это воистину был день неисполненных намерений – едва Матильда взобралась на холм, как на нее обрушился полный красивый монах. Серое, отлично подогнанное одеяние стоило не дешевле роскошного бального туалета, а сверкающий наперсный знак отлично сочетался с золотым браслетом, каковой святому отцу вообще-то не полагался.
– Ваше высочество, – пропел клирик, – сколь счастлив я видеть вас в добром здравии. Я – смиренный брат Кирилл, эконом обители святого…
