– Ну вот, – горячие пальцы убрали слезинки со щеки, – а говорите, хорошо…
– Я…
– Вы. Я. И целая вечность до рассвета. Не правда ли, это радует?
Глава 9
Талиг. Кольцо Эрнани
Акона
400 год К. С. 5-й день Осенних Волн
1
«…я смотрю на лист бумаги, а вижу, как ты улыбаешься и расчесываешь волосы, они льются, как водопад, к которому я тебя еще отведу. Качнется тростник, и вода запоет о счастье, которое обязательно случится, но сейчас я один. Ты пропала даже из снов, и я знаю, почему. Последние недели на меня свалилась уйма всякой всячины, а ты всегда старалась мне не мешать. Теперь я сделал почти все, что нужно, осталось совсем немного, к тому же за дело берется осень с ее дождями, и я опять вправе думать о тебе, так что возвращайся. Последний раз ты мне снилась с цветком лилии, я видел такие у поющего водопада, и внезапно обнаружил в собственном саду; они не отцветали до самого моего отъезда, а может быть, цветут и сейчас. Ты их увидишь, но жить мы будем в старом замке на холме, весной ты заплетешь косы и станешь ходить босиком, а я нарву тебе диких маков и покажу, как пляшут кони. Я почти забыл, как это, мечтать и загадывать, но появилась ты и я вспомнил.
За окном с вишен облетают последние листья, если б мы не встретились, не поняли друг друга, я бы видел подступившую вплотную зиму, но ты есть, и я жду весну и тебя. Жду, но не тороплю. Береги себя и позволь самому старому из твоих друзей защищать тебя. Хранить и перевозить драгоценности ему не впервой, а кто ты, если не драгоценность? До весны, моя драгоценная, или до ночи. Лучше до ночи! Тогда мне будет проще дождаться весны».
Поставить точку оказалось куда трудней, чем ни разу не назвать свою любовь по имени, а ведь на поэтическом турнире в Ариго, где участникам дали похожее задание, Робер проиграл с таким треском, что хозяйка поднесла руки к вискам и посетовала, что шпага столь враждебна перу. В ответ откровенно скучавший дед заявил, что владение клинком во всех смыслах важней владения языком тоже во всех смыслах, графиня слегка поморщилась и огласила новое задание. Воспеть красоту дамы, используя сравнения и намеки, по возможности необычные. Иноходец вымучил из себя что-то про розу и приготовился к новым вздохам, но судьям стало не до посредственности – уж больно необычные сравнения пустил в ход Ли Савиньяк. Удрученная хозяйка турнира выразила надежду, что любовь откроет такому странному Лионелю глаза. Странный Лионель возразил, что деву с лебединой шеей и серебряными руками уместней любить с закрытыми глазами, тогда как достойная линарца грива частично искупит достойное его же лицо. Кажется, именно тогда будущий Проэмперадор впервые услышал о своем бессердечии. Или это было позже?
– Арлина, – ужаснулась, уже не вспомнить из-за чего, графиня Ариго, – я начинаю бояться, что твой старший сын напрочь лишен сердца.
– Зато не лишен ума и вкуса, – вступился за племянника Рафиано, – а без них, в отличие от сердца, моему преемнику не обойтись.
Рафиано?! Тогда это точно был другой турнир! Лебединые шеи воспевали в отсутствие экстерриора, но отсутствие у Савиньяка сердца Марианна тоже заметила. И хвала Леворукому…
Эпинэ стряхнул с письма песок и быстро дописал – «знаешь, я почти уверился, что сердце в наше время мешает жить, а теперь я счастлив, что оно у меня есть и я могу отдать его тебе!» Перечитал написанное раз пять, улыбнулся, убрал в футляр и приготовился писать Салигану, то есть, конечно же, дуксу Салигу, к каковому Коко как раз отправлял надежного человека. Спасители антиков продолжали шастать в Олларию и обратно. Как командующий ополчением, Эпинэ должен был положить этому конец, как прикованный к военным лагерям влюбленный – воспользовался оказией. Совесть молчала, вернее, кивала на Валмона, несомненно получавшего новости из столицы, причем Робер не исключал, что источник был один и тот же.
– Монсеньор! – дежурный порученец распахнул дверь, – граф Литенкетте.
– Здесь я – полковник, – поправил изрядно осунувшийся Эрвин, стягивая перчатки, – графом мне быть обрыдло.
– Эрвин! – Иноходец вскочил, раскрывая объятия и слегка радуясь тому, что одно письмо закончено и убрано, а второе даже не начато. – Хорошо, что ты здесь!
– И будет еще лучше, если я сделаю что-нибудь толковое, – засмеялся ноймар, – а то сплошные разговоры и обеды, обеды и разговоры… Кстати, я есть хочу.
– Накормим. – Робер поискал глазами порученца, – Тащи, что повкуснее.
– И побыстрей, – уточнил негаданный гость. – Мы с тобой едва у Валмона не столкнулись, от него я про тебя и узнал.
– Ты ездил к Проэмперадору?
– Получилось, что к нему. Ты вряд ли знаешь, но еще до вашего мятежа под начало Залю временно передали несколько ноймарских полков. Сейчас отец решил, что им можно найти лучшее применение, чем безделье на Каделе. Я у отца для особых поручений, вот и отправился вызволять своих, а заодно выражать дружеские чувства Валмону. Чувства-то я выразил, а вот с главным то ли промашка, то ли пустышка. Заль наврал Проэмперадору и по собственному почину выступил на северо-запад. Ты что?
– Ничего, – хмыкнул Робер, – просто Валмон написал Алве, что Заля лучше поменять, а я числюсь маршалом. Когда меня вытащили с Кольца, я испугался. По срокам не складывалось, но с Ворона сталось бы прислать Бертраму открытый лист на смену командующего. Слушай, чего мы стоим?
– От радости, наверное, – предположил Литенкетте и тут же уселся, – по тебе не скажешь, что ты недавно от Валмона! Кожа да кости.
– Так бесноватые же!
– Я этой радости тоже хлебнул. Отец меня бросил на чистку гарнизонов, ну и мерзкое же дело!
– Зато нужное. Мы этого не сделали, вот и огребли. А ведь могли хотя бы барсинцев передавить!
– Мы бы тоже огребли, не догадайся Савиньяк, что делать, а он бы не догадался, не расскажи ему мать про Олларию.
– Ты графиню видел?! – Хотя где Арлетте и быть, если не в Старой Придде? Не в армии же. – Я ей писал, может быть, она даже отвечала, просто не дошло… Ты надолго?
– Неделя, спасибо Залю, у меня точно есть. В конце концов, я мог больше спать и ехать на дареной лошади, а не на сменных.
– Лошадь-то хоть хорошая?
– Даже слишком, Валмон есть Валмон. Пришлось в Бандоле оставить, не загонять же было…
– Разве ты не спешишь?
– С гаунау и дриксами у нас перемирие, потому Заль на север и чесанул. Тут бы, чего доброго, воевать пришлось.
– Мир? – как же Катари хотела мира! – Глауберозе… бывший дриксенский посол убедил Бруно?
– Эйнрехтские бесноватые его убедили. За компанию с Савиньяком. Заль, к слову сказать, угодит прямиком на оленьи рога.
– Постой, Эйнрехт тоже?!
– Пусть сперва вино принесут, а то я охрипну, а ты от наших вывертов спятишь. Твои-то бесноватые далеко?
