— Мои портьеры! Мой амбуазский шелк! Спасите!
Кого? Меня? Но я крепко держусь. Могу даже раскачаться. И — раз! И — два… Правда… ой… кажется, не совсем крепко! Мама! Они же рвутся! Спасайте кто может! Ценный кот сейчас упадет!
— Портьеры! Котик! Спасайте! Скорее! Осторожнее! Не трогайте! Он сейчас…
Он сейчас точно упадет, если его и дальше будут хватать за все подряд!
Вот тебе! Развернулся и прошелся когтями по руке, которая осмелилась коснуться моего хвоста. Человек закричал, отшатнулся. A-а как хлещет кровища! Любо-дорого посмотреть! Всего-то четыре борозды, а каков эффект!
Эта ненормальная все орет. Причем так пронзительно, что начинаю волноваться, как бы не лопнула. Спасаясь от ее крика, взлетаю под потолок. Там карниз. Пробежать…
…ну кто так строит? Упал вместе с ним. Одна радость — кто-то получил им по макушке, еще кто-то запутался в цветных тряпках. Эй, это для развлечения котов, а не для людей! Ухитрился приземлиться на голову типу, который запутался в портьере. От неожиданности тот потерял равновесие. Падать? Э нет, мы так не договаривались! Ухватился всеми четырьмя лапами, чтобы удержаться на его макушке.
— А-а-а-а! Снимите его! Снимите это немедленно!
— Ловите кота! Заходите справа! Не дайте ему уйти!
— Осторожнее, олухи! Вы его напугаете! Мои портьеры! Мой амбуазский шелк…
Чего ты скачешь? Я кот, а не укротитель бешеных лакеев! Тпру! Осади! Место! Стоять!
Нащупав под тонкой тканью, укусил за ухо — все равно он явно глухой и уши ему без надобности. В ответ мужик заорал во все горло и — нет, это уже никуда не годится! — сорвал меня с себя вместе с той тряпкой, которая была у него на голове. Ткань порвалась. Я еле успел увернуться, чтобы она не накрыла меня с головой.
— Мои портьеры и-и-и-и…
Вот ведь противный у некоторых людей визг. Завыл, чтобы хоть как-то заглушить ее вопли, и кинулся спасаться. Святые котаны, откуда тут столько народу? Просто не протолкнуться! Пришлось лавировать между ногами. Кого-то толкнул, кого-то ударил под коленки, кому-то просто бросился под ноги. Так. Один упал. Второй успел отскочить в сторону, но при этом сбил с ног третьего и сам приземлился почти в кресло. На подлокотник. Четвертый, когда я проскочил у него под ногами, так и застыл раскорякой, и, судя по грохоту, в него врезался пятый. Попутно увернулся от чьих-то распахнутых рук — врешь, не возьмешь! — помчался вдоль стены, набирая скорость для решительного рывка…
Ну куда ты прешь прямо на меня, растопырив руки? Нет, я не буду уворачиваться. Я по тебе взбегу!
— А-а-а-а!
— Что орешь? Хватать кота надо было!
— А-а-а-а! Он меня оцарапал…
Оттолкнувшись от столь удачно подвернувшейся ступеньки в виде макушки — и нечего так орать, я не нарочно, да и укусил всего два раза! — взлетел на шкаф. Наверху какие-то вещи. Лапу поставить некуда. Мешают.
Свалил все на пол. Весьма, надо сказать, удачно — в одной коробке оказалась шляпка, и она приземлилась какому-то мужику на нос. Зато в другой коробке явно было что-то хрупкое — звон разбитого стекла заставил всех замолкнуть.
Вот так-то. Пока они не опомнились, полез выше, забился под самый потолок, в угол. Пусть теперь попробуют…
Отступили. Уф. Можно передохнуть.
Так, а что это там у них? Лестница? Э нет, мы так не договаривались! И не одна! Обложили по всем правилам осады! Вон уже лезут сразу с двух сторон. Ну я так просто не сдамся. На абордаж!
— Хватай! Лови! Да не за хвост!..
— A-а, м-мать твою! Кусается!..
— Не смейте его трогать, олухи!..
— Держи! Вырывается!.. Бес! Кусается, скотина!..
— Осторожнее! Вы делаете ему больно!..
— Идите-ка отсюда, ваша мил…
Мама!
— Тряпку давай! Набрасывай! Да не на меня! На кота! Ага! Есть!
У-у-ыу! Справились, да? Четверо здоровенных мужиков на одного маленького беззащитного котика! Спеленали, гады! Ни лапой шевельнуть, ни зубами… Темно. Тесно, душно. Да еще, кажется, за горло хватают… Врешь, не возьмешь!
Куда-то несут. Интересно? Неужели к ветеринару? За что? Я же ничего не сделал! Свободу честным котам! Мама! Спасите мою молодую ценную жизнь! Умр-ра!
Ой! Больно же!
— Вот так. Посиди пока тут.
Хлопок двери. Тишина.
14
По давней, идущей из глубины веков традиции ужин в студенческой столовой не подавался. Его вообще не готовили, поскольку предполагалось, что студенты ужинают в городе, в многочисленных тавернах и кабачках, особенно в знаменитом на весь Зверин трактире «Петух и скрипка», который считался студенческим едва ли не со дня основания. Ну, в самом крайней случае идут в гости к своим друзьям и родственникам, а то и перекусывают в комнатах хлебом и чаем. Если же и находился кто-то, рассчитывающий на ужин «за счет заведения», то ему предлагали остывший суп и остатки овощного рагу, на которое никто не польстился в обед.
Прошло время, Колледж некромагии давно стал университетом, столовая переехала в новый корпус, разнообразнее стало меню, а традиция не изменилась. Ужин, как и сто лет назад, состоял из того, что студенты не доели за обедом, а то и за завтраком. Правда, теперь его перед подачей нагревали и даже иногда сдабривали пряностями. Однако все равно лишь самые голодные и отчаявшиеся рисковали ужинать в студенческой столовой.
В конце учебного года таких отчаявшихся становилось довольно много — студенты проедали присланные родителями деньги и переходили на режим экономии. Самой Лильке везло — ее благородно подкармливал Вальтер, которому из дома присылали достаточно денег, чтобы он мог поддерживать не только подругу, но и соседа по комнате. Но ужины, которыми угощал ее Вальтер фон Майнц, не шли ни в какое сравнение с тем, который она попробовала только что.
…Это был волшебный вечер! Они пошли даже не в «Петуха», куда Лилька часто ходила с тем же Вальтером и подругами. Виктор Вагнер повел ее в шикарное заведение в центре города. Оно называлось «Герцогская корона», и обстановка внутри заставляла в самом деле думать о королевском дворце. Нет, тут не было ни позолоты, ни вычурных украшений, все было нарочито скромно, но за этой внешней скромностью скрывалось такое достоинство, что девушка оробела и первые несколько минут подавленно молчала, лишь улыбаясь и кивая головой. Им принесли вино, целого фазана в перьях, на сладкое подали булочки с кремом и заморские фрукты, а также горячий травяной чай со специями и лепестками роз. И прислуживала им не подавальщица, а спокойный молодой человек с манерами такими изысканными, что даже Вальтер фон Майнц как-то терялся на его фоне.
От всего великолепия у Лильки кружилась голова, и на вечерней прогулке она не чувствовала под собой ног. Виктор что-то рассказывал, она улыбалась в ответ, пытаясь что-то отвечать. Говорить не хотелось. Все было прекрасно — волшебный вечер, ароматы изысканного ужина, теплая рука на ее локте, мягкий раскатистый мужской голос…
