– Ты сбегал за помощью?
– Нельсон побежал, – ответил мальчик. – Тот, что кинул деревяшку.
Мне было наплевать, как звали метателя деревяшки. Я быстро терял уверенность, что мне удастся привести несчастного в сознание.
Я перестал давить на грудину и, коснувшись пальцем шеи, попытался нащупать пульс. Если в парне и сохранилось биение жизни, оно было слишком слабым, чтобы различить. Я приподнял ему веки – глаза были неподвижны. Опять зажал ноздри и приложил свои губы к его губам.
На таком близком расстоянии трудно было не ошибиться, но, когда я дунул ему в легкие во второй раз, мне показалось, будто его глаза дернулись. Они оставались закрытыми, но я ощутил движение мышц вокруг глазниц. Хотя не мог сказать, было ли это на самом деле или кожа собралась, потому что я надавил ему на нос.
Я перестал дуть и отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть лицо, и, когда поднес руку к глазу, он открылся и радужка дернулась. Полностью открылись оба глаза.
Это был поистине трогательный момент. Спасение. Помилование. Человеку вновь даровали жизнь.
– Слава богу! – Я неверующий, но другие слова не могли бы вместить мои чувства.
Парень закашлялся и стал отплевываться.
– Сейчас положу тебя на бок, – предупредил я. Никогда радость общения не была настолько совершенной.
Он сделал несколько коротких вздохов, а затем его стошнило водой. Я принялся массировать ему спину.
– С ним все в порядке! Вы его спасли! – Другой парень опустился около товарища на колени. – Ты живой, Мэт?
– Его зовут Мэт? – спросил я.
– Мэтью. А я Пирс.
– Хорошо, Пирс, тащи рубашку. Надо накинуть ему на плечи. – Мэт повернул голову, и я его успокоил: – Скоро доставим тебя домой.
– Вон бегут Нельсон со старым Биллом, – сообщил Пирс.
Я повернулся. Бежали не только Нельсон со старым Биллом. По берегу к каскаду спешили еще человек двадцать. Им предстояло подняться по лестнице и перебраться через шлюз. Я воспользовался временем, чтобы замолвить слово за Нельсона.
– Слушай, Пирс, я бы на твоем месте больше не распространялся о той брошенной деревяшке. Мэтью топал по границе водораздела, споткнулся и упал. Вот все, что тебе следует сказать.
– Наверное, сэр.
– Не сомневаюсь.
– Хорошо, сэр.
Хриплым голосом заговорил сам Мэтью:
– Он не специально.
Я взглянул ему в лицо – веки покраснели, темные волосы прилипли ко лбу. Он производил впечатление сообразительного парня.
– Ты прав, сынок, – произнес я. – Случается, мы совершаем в жизни дурацкие поступки, а потом об этом жалеем и не хотим, чтобы о них вспоминали. – «Сынок» сорвалось с губ непроизвольно, хотя у меня не было ни сына, ни дочери. В тот чудесный момент, когда Мэтью открыл глаза, я испытал нечто подобное радости и облегчению отца, узнавшего о рождении ребенка.
– Этот джентльмен спас тебе жизнь, Мэт, – объяснил Пирс.
– Мэту нужно отдохнуть, – сказал я.
Нельсон нашел не полицейского, а дорожного инспектора и вел спасательную партию к лестнице и через платформу. Им оставалось перелезть через ограждение и спуститься вниз. Кто-то предусмотрительно захватил мой пиджак и ботинки. Пока я надевал их, парни излагали свою версию происшествия. Их рассказ прервала сирена «Скорой помощи». Вниз передали одеяло. Мэтью возражал, хотел идти домой, но его завернули и подняли наверх.
Теперь мне представилась возможность исчезнуть. Меня нисколько не привлекала роль отважного спасителя. Пусть меня лучше считают отравляющим декану жизнь бунтарем.
Глава четвертая
Позднее в тот же день я пил кофе в кухне своего дома на Батуик-Хилл, когда барабанная дробь колесиков гаражных ворот возвестила, что после ланча в пабе вернулась Джеральдин. Последовала быстрая череда звуков: стук дверцы «Метро», дробь каблучков по бетону и скрип дверной ручки. Она распахнула створку. После долгих лет съемок на телевидении Джеральдин любила эффектные выходы. Этот тоже прекрасно получился.
– Боже, что происходит? – воскликнула она, увидев меня в белом банном халате. – Ты мне изменяешь?
Я улыбнулся. Если жена способна на юмор, в чем я в последнее время начал сомневаться, это хорошо.
– Хочешь кофе?
Она кивнула. От выпитого коктейля с джином Джерри раскраснелась. Туго натянутая кожа на скулах, четкий контур подбородка. Почти десятилетие косметический отдел Би-би-си хранил и лелеял персиковую мягкость ее юности. Теперь мягкость исчезла. Уже два года, как Джерри убрали из сериала, но и сейчас при взгляде на нее нельзя было не вспомнить Кэндис. Она была по-прежнему потрясающе привлекательной женщиной, однако и перемены все же были разительными – горькая иллюстрация того, почему свадебные фотографии по прошествии нескольких лет во многих семьях прячут в ящик комода.
– А мне сейчас показалось, будто ты умер, – произнесла мне жена.
– Умер?
– Увидела в гараже твой висящий костюм и сначала подумала, что ты в нем. С какой стати он там?
– Намок. По крайней мере, брюки. Сегодня мне пришлось понырять. Ткань пахнет речной водой. Вот я и повесил его там.
– Речной водой? Ты серьезно?
Я насыпал в чашку растворимый кофе, налил кипяток и рассказал ей о парне в каскаде. А когда закончил, Джерри заметила:
– Ты же мог утонуть. Действительно умереть. – В ее голосе не прозвучало озабоченности. Напротив, в тоне проскользнула нотка сожаления.
Я не обратил внимания. Как имеющий отношение к литературе человек, я принимал ограниченность способности мозга к полету воображения. И бодро ответил:
– Вряд ли. Меня Бог бережет, как того голубя на Грейт-Рассел-стрит.
– Неужели?
– Еще не забыла?
– Не собираюсь забывать.
В те дни голубь с Грейт-Рассел-стрит превратился в птицу, символизирующую несчастья. Наш брак не дал бы трещину, если бы мы не выбрали тот образ жизни, который вели. Джеральдин больше не снималась, однако мы придерживались соглашения о полной независимости друг от друга. Я ехал на курсы за границу, не ожидая, что она захочет составить мне компанию. Джеральдин без меня каталась на лыжах по выходным. У каждого из нас имелись свои машины, кровати, газеты, книги, музыкальные записи. Она ходила в церковь, я нет. Иногда порознь шли с кем-нибудь пообедать. В теории предполагалось, что время, которое мы проводим вместе, будем больше ценить, поскольку это наш собственный выбор, а не дань обстоятельствам. В первые месяцы брака все прекрасно получалось – мы любили друг друга и с радостью занимались сексом.
Учитывая свободный стиль нашего союза, изменившаяся после потери работы на телевидении жизнь Джеральдин, казалось, не должна была слишком подорвать наш брак. Во время съемок она заработала много денег и тратила их, как хотела. Быстро познакомилась с веселой компанией из Бристоля, и люди охотно приняли ее в вихрь социальной жизни, какой ей раньше не хватало.
