Как бы ни было интересно узнать мнение суперинтенданта на сей счет, он отвечать не стал. Вместо этого спросил:
– Между вами и миссис Джекман что-то произошло?
– Нет, сэр, я ее отверг! – После такого резкого утверждения в голосе американца появились нотки сожаления.
– Это было не так трудно, если муж находился поблизости.
– Думаете, она меня разводила? Подшучивала?
– Откуда мне знать? – Даймонд начал терять терпение. – Я полицейский, а не журналистка, ведущая женскую колонку. Что произошло дальше?
– Миссис Джекман налила мне выпить. Затем я услышал, что миссис Дидриксон отъезжает, а Грег возвращается. Некоторое время мы провели, изучая письма. Грег справедливо решил, что, прежде чем выставлять их, необходимо точно установить подлинность. Заняться этим можно было не раньше понедельника. Как же я не догадался сфотографировать письма? Вы их не нашли?
– Нет.
– Плохо.
– Вы выпили, что потом?
– Отправился в спальню. И заснул. Очнулся в одиннадцать часов утра. Когда спустился вниз, Грега уже не было – ушел на выставку.
– Следовательно, вы с миссис Джекман оставались в доме одни?
В трубке послышался смущенный смешок:
– Да. Только она вела себя не так, как накануне. Дружески, но не напористо. Отвела меня на открытие выставки и оставалась рядом весь день, что было для нее невыносимо скучно. Я имею в виду выставку. Я фотографировал почти каждый экспонат. Надо отдать Грегу должное – получилась потрясающая экспозиция.
– Вы много общались?
– Конечно.
– Узнали что-нибудь существенное о миссис Джекман: о ее проблемах, планах?
– Прошу прощения, – произнес американец, – мы избегали личных тем. Учитывая то, что мне пришлось пережить накануне, я предпочитал говорить исключительно о романе девятнадцатого века.
– Вы с кем-нибудь познакомились? Например, с ее приятелями?
– С парой сотрудников английского отделения университета, которые хотели обсудить мою статью, недавно написанную для литературного приложения к «Таймс». Это все.
– Ни с кем, кто знал миссис Джекман?
– Десяток людей попросили автограф, но таких, кто бы ее знал по-настоящему, я не заметил. Она объяснила, что ее друзья не из книгочеев.
– Видимо, так и есть. – Даймонд продолжал закидывать невод, надеясь выловить новых подозреваемых. – Вы кому-нибудь упоминали о письмах?
– Нет. Мы с Грегом договорились не рассказывать о них ни одной живой душе. В научных кругах не принято трезвонить о таких вещах, пока нет стопроцентной уверенности в их подлинности.
Суперинтендант задавал вопросы, стараясь выяснить, как прошел день американца, но картина получалась примерно такой, какой ее нарисовал Джекман: еда в пабе после закрытия выставки, решение пораньше лечь спать, спокойное утро с газетами в другом пабе.
– Только вдвоем с профессором Джекманом?
– Да. Его жена, как я понимаю, к тому времени еще не встала.
– Значит, это был первый случай после эпизода в пятницу вечером, когда вы с Джекманом могли поговорить с глазу на глаз?
– Да.
– Упоминали о том случае?
– Вскользь. Он пытался извиниться, я ответил, что нет необходимости. Грег объяснил, что на Джерри иногда накатывает. Я разрядил атмосферу каким-то шовинистическим замечанием о женщинах вообще. После ланча мы вернулись домой, и вскоре мне надо было уезжать. Джерри спустилась попрощаться со мной. Вела себя нормально. Мы скромно пожали друг другу руки, с тех пор я ее больше не видел. Грег отвез меня на вокзал, где я сел на поезд в Лондон. На следующее утро у меня была назначена встреча с профессором университетского колледжа.
– Далримплем?
– Вы хорошо информированы. Но мне пришлось ее отменить. Бронируя билет на рейс до Парижа, я не учел, насколько далеко от города расположен аэропорт Хитроу. У меня не было шансов повидаться с Эдгаром Далримплем и успеть на самолет. – Джанкер помолчал. – Видимо, вы хотите услышать о моей встрече с Джекманом в Париже.
– Да. Расскажите, пожалуйста.
– Это не займет много времени. В понедельник я вышел поесть, а когда вернулся, сильно удивился, увидев его в вестибюле гостиницы. Он сообщил, что пропали письма Джейн Остен, и спросил, не взял ли их случайно я. Можете вообразить мои чувства! Нетрудно догадаться, что́ у него было на уме. Я не скрывал зависти, что документы буквально приплыли к нему в руки. Получалось, будто я, злоупотребив гостеприимством, украл их. Уверяю вас, мистер Даймонд, я этого не делал. И никак не мог взять письма по ошибке. Мы вместе обыскали мои вещи: багаж, номер… Надеюсь, что в итоге я убедил его, что писем у меня нет. Тогда Грег сказал, что их, наверное, взяла из вредности Джерри. Больше о них никто не знал. Я был вынужден согласиться с ним. Заметил: может, ей не понравилось, что такой ценный подарок ему сделала другая женщина. Это бы объясняло, почему она так странно вела себя в тот вечер.
– Как профессор Джекман прокомментировал вашу версию?
– Заявил, что подобные драматические сцены жена устраивает постоянно. У меня сложилось впечатление, что его больше заботило возвращение писем, а не анализ поведения жены. Грег обещал позвонить мне, если письма найдутся. Я предложил ему утром вместе позавтракать, но он очень рано выписался из гостиницы. Больше мы с ним не общались.
Даймонд кивнул Уигфулу и Дэлтону, чтобы они задавали вопросы, но те покачали головами. Тогда он завершил разговор и повесил трубку.
– К чему такая таинственность? – начал после паузы Уигфул.
– Объяснись, – попросил суперинтендант.
– Я об этой миссис Дидриксон. Почему Джекман не сообщил, что письма ему принесла Дана?
– Ты ищешь ответ или, как мне представляется, он у тебя готов?
Инспектор развел руками, намекая, насколько его вывод очевиден.
– Он ее выгораживает. Знает, что его жену убила Дана, и выгораживает.
– Холодно, – неодобрительно отозвался Даймонд.
– Не сомневается, что в итоге все выплывет наружу, но сам указывать пальцем не хочет.
– Почему?
– По-настоящему он ее не винит. Хотел бы, чтобы она выкрутилась. Не исключено, что любит эту женщину.
Уверенность, с какой была предложена эта версия, удивила Даймонда. И что она исходила от его заместителя – этого стукача из управления. Ладно бы с подобной версией пошел ва-банк любой другой из команды… Но Уигфул! Видимо, ударило в голову, на мгновение потерял контроль над собой, и в нем открылось что-то человеческое.
– Продолжай, Джон. Каковы ее мотивы?
– Безрассудная страсть.
Даймонд покосился на Дэлтона. Тот, застыв как изваяние, хранил молчание.
