Макса вырвало. Тилиф счел это положительным ответом.
До тринадцатой площадки дошли минут за пятнадцать, если судить по светящимся стрелкам на часах Шрама. Пятнадцать минут головокружения, размытых контуров стен, лучей фонаря и мерного перестука самодельного костыля.
Несчастливая тринадцатая шахта на вид ничем не отличалась от шестой. Вытянутый зал с вырубленными, уходящими вниз колодцами, на этот раз без оборудования. Обычные дыры, в которые так просто провалиться в темноте.
– Крайняя правая выработка, – указал рукой Тилиф. – Один уровень вниз, ход уходит влево, но почти сразу раздваивается. Нужен правый, по нему около тысячи метров до решетки слива, и… – Мужчина нахмурился и повернулся вправо.
Макс машинально направил туда фонарь. В круг света попала все та же (успевшая надоесть) коричневая порода.
– Крысиная нора для крыс, – раздался голос Вларона за спиной.
– Да пошла ты! – рявкнул Шрам, продолжая смотреть на стену.
И все бы ничего, но Макс ощущал хвост Раимова чуть позади. Призрак все еще был в квадратном туннеле, не рискуя приближаться.
– Полезли, сынок. – Вларон хлопнул парня по плечу. – Сдохнем вместе! Надо только мать твою захватить, ну ничего, я потом за ней схожу.
Грош развернулся, даже не задумываясь о том, что делает, едва осознавая, как сила собирается на кончиках пальцев, оставляя после себя резкий запах озона.
Модификация «игла» чрезвычайно опасна для всех блуждающих. При помощи нее уничтожают призраков, энергия проникает к сути вернувшихся, к тому, что осталось от их личности, и разрушает ее. Стереть призрака в одиночку можно, но это сравнимо с толканием цистерны. С места, может, и сдвинешь, но надорвешься от усилия. Всем псионикам, совершившим такое, пришлось отлеживаться в больнице с истощением. Призраков уничтожают целой командой стирателей, палачей мертвых душ.
Но сейчас Макса это не заботило. Картинка в очередной раз потеряла четкость и накренилась. Псионик ударил иглой энергии. Раздался сдавленный женский крик. Сила прошла сквозь призрака, не причинив ни малейшего вреда, и рассеялась в пространстве. Следующим, что увидел парень, был выщербленный каменный пол. Грош упал под аккомпанемент веселого смеха отца и ударился коленями.
– Заткнись! – прохрипел Раимов.
Парень с усилием приподнял голову. Тилиф целился из бесполезного пистолета в стену.
– Думаешь, я поверю в эту чушь? – процедил Шрам.
Макс стал подниматься. Призрак девушки сидел на полу в противоположном конце выработки и с ненавистью смотрел на него. Не на Тилифа. Все правильно: он псионик, только что применивший смертельную для блуждающих модификацию. Пусть ему все равно не хватило бы силы для полноценного стирания, но вернувшуюся волновал сам факт. Если угрожаешь кому-то ножом, мало кто из жертв возьмется измерять длину лезвия.
Шрам нажал на курок. Пистолет впустую щелкнул бойком. Грошев-старший продолжал смеяться. И смотрящий в этот момент на мертвую девушку Макс понял, что не только Раимов, но и она не видит отца. Так же как и он не видит того, в кого стрелял мужчина.
Грош оттолкнулся от земли и встал, высокий парень, который, казалось, не в силах совладать с конечностями. Он собрал очередную порцию силы и швырнул в отца, даже не стараясь придать ей хоть какую-то форму. Просто кусок энергии. В данном случае полностью бесполезный.
– Тварь!
Макс обернулся, Тилиф сжимал руками невидимую шею, пистолет валялся на полу рядом, как и спинка стула. Вларон все еще смеялся. Девушка все еще сидела на камнях, а они с Раимовым все еще разыгрывали идиотов по борьбе с невидимыми сущностями.
– Тилиф, – позвал парень, но получился едва слышный сип. – Шрам, – повторил он громче, – их нет.
– Не сейчас, Малой.
– Их нет, – повторил Макс. – Ни моего отца, ни того, кого ты пытаешься задушить. Это не призраки.
– А кто? – рявкнул Шрам, не опуская рук.
– Глюк.
– Глюк? Чей?
– Наш. – Грош поднял руку и резко опустил.
Пальцы прошли сквозь переставшего смеяться отца. С призраком такое бы не прошло, материализуясь, блуждающий обретает временное тело, и оно отнюдь не эфемерно. Не говоря уже о том, что при столкновении живых и мертвых всегда следует взрыв, так что придушить того, кто брызнул бы во все стороны слизью, крайне проблематично.
– Здесь никого нет. Только ты и я. И эта призрачная девчонка, которую в кои-то веки умудрились напугать люди. Все у нас здесь. – Он поднес палец к виску.
Раимову потребовалось несколько секунд, чтобы понять. Он не стал спорить, задавать лишние вопросы или совершать ненужные телодвижения. Мужчина опустил сжимающие воздух руки.
– Черт. – Он обернулся. – Это газ, Малой. Отравление.
– Газ?
– Где-то в забое нарушена вентиляция. Газ поступает в штрек. И утечка не очень сильная, раз мы живы.
– Уверены?
– Нет. Но в это поверить проще, чем в заразное сумасшествие. – Шрам опустился на пол, не спуская глаз со своего видения.
Грошев посмотрел на Вларона, тот, набычившись, стоял напротив. Вся его поза, весь его вид был отражением его собственного представления об отце. Того, что сохранила память. Возможно, эти воспоминания были справедливы, но все рано однобоки. Ведь было же в нем что-то хорошее. Очень давно он учил Макса ездить на велике. Или когда они проводили выходные в гараже, лежа под автомобилем. Тогда мир грязных механизмов, инструментов и терпеливых пояснений отца казался парню завораживающим. Сейчас все это вспоминалось как сон или бред.
– Откуда идет газ?
– Хрен знает, Малой. Откуда-то снизу.
– А нам надо спуститься?
– Верно.
– Есть шанс, что на самом деле мы лежим сейчас где-то в воде и пускаем пузыри? – Макс снова качнулся, но удержал равновесие.
– И очень большой, – ответил Раимов. – Что ты видишь, Максим? – Впервые со дня знакомства мужчина назвал его по имени, это ли не признак прогрессирующего бреда.
– Отца. А ты?
– Мать. – Мужчина рассмеялся. – Интересный выверт, если учесть, что она сбежала с каким-то придурком в столицу, сбросив меня на руки бабке сразу после рождения. А вернуться запамятовала. – Он посмотрел на парня. – Скучаешь по отцу?
Грош едва не спросил, по которому: по тому, что учил его вырезать фигурки из дерева и подарил первый перочинный нож, или по тому, что выпивал за ужином пару рюмок, а потом манил его пальцем и хватал за ухо, называя чернорубашечником, хотя до того, как он впервые наденет форму, пройдет еще немало лет.
Это все газ, он провоцирует образы и видения, он воскрешает не только мертвецов, но и чувства. Парень потряс головой и тут же склонился, картинка расплылась, его начали сотрясать спазмы, но выходить давно уже было нечему.
