– Ваш? – низким голосом спросил Вахрушев.
– Мой. Не подадите?
– Уволь. Давай сам.
Макс, не сводя взгляда с мужчины, наклонился и, подхватив автомат, закинул ремень на плечо.
– Почему не воспользовались?
– Оружие еще никогда не помогало мне в переговорах. – Посредник вышел вслед за Грошевым из капсулы.
– Пиджак снимите, – потребовал парень.
– Не веришь? – Вахрушев стал спокойно раздеваться. – Правильно делаешь, но я не врал.
Пиджак упал на пол.
– Все? Или еще что-то снять?
– Не надо, у меня богатое воображение.
– Список, – протянул ему бумагу мужчина, – и ключ-карта.
– Положите на стол.
Вахрушев без слов выполнил, словно ничего не имел против того, что смешной долговязый мальчишка приказывает ему.
– Камень? – так и не дождавшись от парня действий, спросил мужчина.
– В лаборатории.
На скулах мужчины заходили желваки. Известие ему не понравилось.
По коридору шли в молчании. Высокий, как Макс, но более массивный Вахрушев заставлял себя сдерживать шаг, подстраиваясь под неторопливые движения Грошева.
– Как скоро бункер вскроют резаками и начнется штурм?
– Сразу же, как я заберу камень, – не стал врать мужчина.
– Меня должны убить при задержании?
Вахрушев споткнулся и посмотрел на парня с удивлением, да так, что Макс поверил. Почти.
В лабораторию мужчина вошел первым и, конечно, увидел то, что для него приготовили. Замер, дернул ставший вдруг тесным воротник рубашки, коснулся пальцами россыпи тусклых обломков.
– Случайно разбил. – Макс скорчил рожу. – Неловкий я, когда голодный.
– Глупый мальчишка!
Грош поднял на уровень лица пробирку. Мужчина шумно выдохнул.
– Беда с этими современными инструментами, исследованиями, тестами. Никогда не знаешь, что найдешь.
– А, черт. – Вахрушев дернул рубашку, отрывая пуговицы с мясом, и, отодрав приклеенный к телу диктофон, с размаху опустил на стол. Пластик треснул. – Есть слова, которые нельзя произносить, Грошев.
На груди мужчины сверкнул стеклянным блеском черный кристалл. Таких не так много в саду камней, скорей всего, это содалит – «помогающий видеть суть вещей». Его носитель должен быть проницательным человеком, другие, как известно, при Императоре не задерживаются.
– Какие, например? Может, эти: «Керифонт положил руки на нагретый солнцем камень. И он из золотого стал красным»? А может, тест ДНК? Может, все это не красивая метафора? Керифонт порезался о первый камень? В трещине его кровь, а наука…
– Чертова наука, – пробормотал мужчина, делая осторожный шаг к Грошеву. – Раньше никто об этом и не думал, никто не позволял себе и тени сомнений.
– В том, что на троне сидят не потомки Керифонта? – устало спросил Грош. – Особенно если учесть фон одной старой могилы. Если там все же первый защитник, то кто же тогда в бункере? Кто сел на трон? А вы совсем не удивлены.
– Чему я должен удивляться? У меня нет сомнений в праве династии. А если ты о камушке, так один такой уже пытался лет пятнадцать назад произвести «законный» переворот, но даже он так далеко, – мужчина посмотрел на пробирку, делая еще шаг, – не зашел.
– И кого хотели посадить на трон? Лисицына? Вахрушева? Травина? Нефедова? Дорогова? Марью Курусовну?
– Осторожнее, мальчишка. Меня в это не впутывай. Я пришел забрать камень. – Еще шаг, Макс чуть отступил в коридор. – Ты сам меня позвал.
– Так потому и позвал. – Макс перехватил пробирку и так, чтобы видел Вахрушев, положил вторую руку на приклад. – Ищи, кому выгодно. Так заманчиво сделать дело чужими руками. Девчонка украла камень, а вы вроде бы ни при чем. Лисицыну и ее особо разговорчивых друзей уберут во время захвата.
– И что дальше? Императору наплевать на нашу возню, он даже вникать не станет, а просто подпишет приказ. Полетят головы. И чем больше, тем лучше. Ты, я, Лисицын.
– Ваш сын.
– Именно. Подставить его под удар – очень умно с моей стороны. Император разбираться не будет, на плаху пойдем вместе, парень. Если только…
– Что?
– Отдай образец, и отыграем все назад. Ты недалекий дурачок, который решил заработать на реликвии, не зная ее ценности. – Говоря с обманчивой неторопливостью, мужчина вдруг выбросил руку, выхватывая пробирку.
Раздался треск, хрупнуло стекло, осколки разлетелись по полу. Что-то низко загудело и упало, от удара завибрировал пол. Послышались четкие отрывистые команды.
– Отлично проделано, – сказал Макс. – Я почти поверил.
Парень бросился в сторону. Мужчина ухватил его за ремень автомата, лямка врезалась в плечо.
– Не дури.
Грошев не ответил, а сделал то, чего от него никак не ожидали. Он не стал драться за оружие. Сбросил ремень и побежал в нелепой попытке исчезнуть из замкнутого пространства бункера. За спиной раздавался многочисленный стук тяжелых ботинок. Вахрушев все сделал правильно. Он соврал. Штурм начался сразу же, как за посредником закрылась дверь. Внутреннюю дверь вскрыли в рекордные сроки.
Первый коридор, развилка, второй. Полки, узилища. И по оголенным нервам наждаком прошлось ощущение опасности. Первый выстрел, рикошет, каменная крошка летит в лицо. Горечь дыхания на языке. Стук сердца в ушах.
Он знал, чем все закончится. Думал, с ним будут играть по правилам? Он действительно глупый мальчишка.
– Не стрелять! – раздался далекий приказ.
Словно в насмешку над плечом Макса взвизгнула пуля. Ближайшее узилище сдвинулось, ударяясь о стенку. Опять эта двойственность: одни стреляли на поражение, в то время как кто-то пытался сохранить жизнь.
Грошев свернул и снова оказался в центральном коридоре, кинулся в правое ответвление в тот момент, когда в противоположном конце показался первый боец группы захвата.
Макс бежал на пределе сил, но, конечно же, не успел. Знал, что не успеет. Еще до того, как его повалили на пол, до того, как чье-то колено впечаталось в скулу, прижимая голову к полу. До того, как кто-то до боли заломил назад руки, почти выворачивая их из суставов. В висок уперлось дуло.
– Не стрелять, – повторил тот же голос.
Ближайший боец, которого Макс видел лишь краем глаза, стащил с лица черную маску. Грош увидел знакомый злой прищур. Оружие впечаталось в кожу сильнее.
– Сбежать хотел, гаденыш, – услышал привычное обращение Макс. Старший Куратор лично участвовал в задержании, – и ведь почти удалось.
Все повернулись к стене, где так и не потрудились заделать дыру, оставленную росомахой. С этими кражами, селями и прочей чехардой никто так и не подал рапорт о произошедшем три недели назад. Боги, казалось, прошли года. Лаз все еще был тут. Слишком узкий для человека, но проверять не будут, для всех достаточно одной возможности.
