– И сколько мой сын заплатил за эту философскую машину?
– Да я отдал ее почти даром. По случаю юбилея.
– Сколько именно? Кло? Кло!
И тут «делореан» завелся. Зель отступил от мотора. Его белоснежная рубашка теперь была испачкана машинным маслом. Рубашка и руки. Из толпы раздались одобрительные крики. Автолик поклонился.
– Вот поэтому автомобили и называют машинами, в женском роде. Машины, как женщины, непредсказуемы. Помните, как в той песне у Билли Джоэла? «Она зачастую нежна и внезапно жестока. Ей никто не указ, она всегда поступает по-своему».
– Механик поставляется вместе с машиной? – спросил Паст.
Востроносое лицо Автолика озарилось улыбкой.
– Он встречается с твоей дочерью, так что…
– Что?
– «Для меня она женщина навсегда».
Паст перевел взгляд с Зеля на Автолика и снова на Зеля.
– Может быть, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
– Мы с вашей дочерью не встречаемся.
– Давайте выпьем! – воскликнул Автолик. – Как говорится, истина в вине. Ну, или в виски. Отличное у тебя место, Паст. Может, сыграем в покер?
Пердита нашла Зеля у изгороди, где он стоял в одиночестве, злой и сердитый. Она подошла сзади и прикоснулась к его плечу. Зель дернулся, словно на него вылили ведро холодной воды. Он не обернулся.
– Прости, – сказал он.
– Вообще получилось забавно, – сказала Пердита.
Зель обернулся к ней. Она смеялась. У нее за спиной шумел праздник. Гости дивились на «делореан», всем хотелось его потрогать и посидеть за рулем. В саду стоял радостный гул.
Зель слишком часто замыкался в себе, отгораживаясь от всего, в чем ему хотелось участвовать, и смотрел на большой яркий мир в крошечное окошко своего одиночества, тоски и боли, прекрасно осознавая, что он сам загоняет себя в одиночество, боль и тоску, и все равно продолжал изводить себя раз за разом.
Почему она его утешает? Это он должен ее утешать. Она приплыла на крошечной лодочке к острову его одиночества. Ей хотелось забрать его с этого острова и увезти обратно к теплу и свету.
– Пойдем потанцуем?
Он хотел сказать: «Я не умею», – но она уже взяла его за руку и повела к теплым огням.
ХоллиПоллиМолли, певшие на сцене в три голоса, увидели, как Пердита ведет Зеля к танцплощадке. В данный момент они исполняли песню Бадди Холли, которая очень нравилась Пасту, но Зель в жизни бы не сплясал джайв – к тому же тройняшки знали, что Пердите нужен сейчас вовсе не зажигательный быстрый танец.
Полли на пару секунд отключила свой микрофон и что-то сказала Биллу, контрабасисту. Он передал ее слова музыкантам.
Музыка смолкла, но не успели раздаться первые аплодисменты, как девушки начали новую песню, свою собственную обработку «Как это сладко (что ты меня любишь)» Джеймса Тейлора.
Пердита приобняла Зеля и повела в некоем подобии танца. Зель вдруг понял, что ему это нравится.
– Ты когда-нибудь гулял под дождем просто ради удовольствия промокнуть до нитки?
Зель улыбнулся своей застенчивой и неловкой, но такой светлой улыбкой. Словно солнце выглянуло из-за туч. Он не ответил. Он задал ей встречный вопрос:
– У тебя бывает, что ты встаешь до рассвета или вообще не ложишься, чтобы пойти погулять и не встретить вообще никого?
Она: Ты разговариваешь сам с собой?
Он: Как по-твоему, что лучше: хорошо умереть или плохо жить?
Она: Тебе нравится смотреть на звезды?
Он: Тебе нравится море?
Она: Это у нас свой набор из тридцати шести вопросов?
Он: Чтобы влюбиться?
Нет, подумала она, это уже случилось, разве нет?
Она: Чтобы лучше друг друга узнать?
Он: Мой отец много беседовал с психологами о человеческом поведении. Ему были нужны заданные установки.
– А есть заданные установки?
– Да. Большинство людей вполне предсказуемо. В каждой конкретной ситуации они будут вести себя именно так, как спрогнозировано.
– А чем занимается твой отец?
– Создает компьютерные игры. Но не стрелялки и фэнтези с троллями, а такие… интеллектуально-замороченные.
– Ты живешь с мамой и папой?
– Нет. Мама с отцом никогда и не жили вместе. Это долгая история… Вообще-то он гей. У них с мамой было чисто деловое соглашение. Он хотел сына. Я был амбициозным проектом.
Зель произнес эти слова с такой злостью, что Пердита уже и не рада была, что спросила. Она погладила его по плечу. Он, кажется, и не заметил ее сочувственное прикосновение. Он выпал из настоящего времени.
– Отец постоянно был рядом, пока мне не исполнилось восемь.
А потом у него приключился какой-то срыв, и с тех пор мы с ним почти не виделись. Он оплачивал все счета. Оплатил мне учебу в университете.
– На автомехаников учат в университете?
– Нет. Я учился на философском факультете. Удивлена?
– Может быть… Я не знаю.
Ты знаешь, подумал он, возвращаясь в настоящее время. Ты меня знаешь.
– Ты поддерживаешь связь с отцом?
Зель покачал головой.
– Он много ездит по миру. К тому же он настоящий затворник – если можно назвать затворником человека, который много путешествует. И еще он алкоголик. Так что, когда мы с ним видимся, я даже не знаю, будет он пьяным или трезвым. Обычно он пьян настолько, что кажется трезвым. Это хуже всего.
– Поэтому ты и не пьешь?
Зель сразу замкнулся.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Пердита двигалась в танце, прижавшись к Зелю и пытаясь вести его за собой. Он ощущал сквозь одежду, какая она теплая и мягкая.
– Кажется, я испачкал тебе все платье машинным маслом.
Они оба посмотрели вниз. ГОСПОДИ! ЕЕ ГРУДЬ! Тело Зеля думало за него. Он попытался подумать о чем-то грустном. Больные котята. Подопытные шимпанзе. Зачем он надел тесные джинсы?
– Прошу прощения. Я отлучусь на минутку.
ХоллиПоллиМолли допели последнюю песню перед антрактом. Они увидели, как Зель отошел. Холли уселась на краю сцены и вцепилась в Пердиту.
– Ну, что? Что, ЧТО, ЧТО?
– Что «что»?
– Он тебе нравится, да?
– Он серьезный и милый.
– И СМОТРИ, что он сделал с машиной! У него золотые руки.
– Слушай, давай ты сейчас от меня отстанешь? Я тебя очень люблю, но сейчас меня лучше не трогать. Пойду чего-нибудь съем.
