– Видимо, поэтому ты до сих пор и один, чтобы на себя все не брать. – Лена почувствовала желание обидеть Паровозникова, отомстить за то, что он нащупал ее слабое место и теперь безошибочно бьет в него словами. Но Андрей не обиделся:
– Ты не думай, что я шучу или выпендриваюсь, потому что такой весь из себя хороший. Нет, я не хороший, Ленка. Я хочу жить с женщиной, ради которой буду готов на все, к которой буду с трепетом относиться, к которой буду со службы бегом бежать. Понимаешь? Но такой пока нет. И хватит обо мне. Говори, в каком районе квартиру хочешь, я позвоню приятелю.
Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, Лена назвала район, в котором жил Никита. Андрей удивленно поднял бровь:
– А потянешь? Там жилье дорогое.
– Потяну.
– Ладно. Все-таки не скажешь, что случилось? С чего вдруг?
– Андрей, работа стоит, время идет. Если хочешь – давай поужинаем вечером.
– Разумеется, хочу. Я тогда поскакал, у меня тоже своего полно, а в семь я за тобой забегу. Или ты на машине?
– Машину можно и в служебном дворе оставить.
– Все, заметано. – Андрей сделал вид, будто оседлал лошадь, и запрыгал в сторону двери.
Лена проводила его взглядом и снова погрузилась в бумаги. Спустя час позвонила Катя и попросила разрешения зайти.
– Зачем спрашиваешь? Есть дело – приходи, я на месте.
– Я подумала, что вы заняты.
– Я все время занята, но на оперативников время находится в любом случае. Приходи, я тебя жду.
Катя с каждым днем нравилась Лене все больше. Толковая девчонка, въедливая, внимательная. Еще бы не сохла так очевидно по Андрею… Но пока это не мешает работе, можно не заострять на этом внимание.
Катя пришла минут через двадцать – по дороге встретила Паровозникова, и тот долго выяснял у нее результаты работы в архиве. Не зная, можно ли обсуждать это с ним, Катя сослалась на Лену.
– С Андреем можно, – подтвердила она, – он в курсе. А ко мне с чем шла?
– Ой, Елена Денисовна, я так в этих делах закопалась… Интересно, оказывается, – зачастила Катя, садясь напротив. – Но с тем, что вы искали, ничего не вышло. Ни единого упоминания о Стрелкове я не нашла.
– Это неудивительно, – вздохнула Лена. – Но тебе спасибо за помощь, сама бы я еще неделю сидела.
– А почему вы думали, что Стрелков мог быть как-то связан? Это же так давно было, да и в живых, как я поняла, практически никого не осталось. А кто остался – те еще до сих пор на свободу не вышли, сроки максимальные давали.
– Я пока сама ничего не понимаю, Катя, – призналась Лена. – Но непременно узнаю. Еще раз спасибо, можешь идти.
Катя почти неслышно покинула кабинет, а Лена снова вернулась мыслями ко вчерашнему разговору с матерью. Мама не опровергла ни единого ее слова, и это только подтверждало Ленину догадку, что она все поняла правильно.
Отец действительно помог Стрелкову не фигурировать в многотомном деле. Но почему? Почему именно Стрелкову, а не своему подзащитному Князеву, например? Выходит, знакомы они были куда дольше, чем говорят родители. Или их связывало что-то другое. И как раз это мать и отец и пытаются скрыть от нее.
Что же ей делать? Возвращаться домой и тайком копаться в отцовских бумагах? Это мерзко. И не факт, что отец хранит какие-то компрометирующие документы дома. А самое главное, хочет ли она знать об этом? Так ли ей нужно убедиться в собственной правоте? Зачем?
От этих мыслей Лену оторвал звонок Андрея Паровозникова.
– Ленка, короче, ужин переносится. Нашел тебе мой приятель две квартирки, надо бы после работы съездить и глянуть. Я тебе компанию составлю, а потом и поужинаем, идет?
– Да, вполне. Спасибо, Андрюша.
– Пока не за что.
Обе квартиры Лене понравились, и она долго сомневалась, на какую заключать договор аренды. Помог все тот же Андрей.
– Бери ту, что ближе к остановке. Машина твоя на ладан дышит, то и дело ломается. Когда рядом остановка – все легче. Хаты-то одинаковые и по цене, и по удобству, просто одна дальше от всяких магазинов и транспортных точек. Усекла?
Довод был убедительным, и Лена подписала договор на аренду большой «однушки» в доме сталинской постройки. Квартира ей понравилась: обставлена хорошо, чисто, уютно. Они с Андреем завезли туда Ленин чемодан, весь день пролежавший в багажнике машины, сходили в ближайший магазин за самыми необходимыми на первое время продуктами и отправились в кафе.
Андрей был оживлен, шутил, рассказывал байки, и Лена наконец немного расслабилась. Говорить о своих подозрениях в адрес отца она уже не хотела. И не сказала бы, если бы Андрей сам не вернулся к этой теме.
– Ленка, ты весь день сама не своя. Снова с родителями что-то?
– Все то же. Отец в больнице, но сегодня должны были перевести из реанимации в обычную палату. Я вот все смелости не наберусь позвонить. – Она ковыряла вилкой салат.
– Смелости? Или просто говорить не хочешь?
– Ох, ты же сам все понимаешь, что мы кружим вокруг да около? Да, не хочу. Я вообще не знаю, как мне теперь себя вести.
– Ленка, это все пока только твои домыслы, – упрямо сказал Андрей. – Да, защищал он Князева этого, и что с того? Работа такая у адвоката.
– Да при чем здесь Князев! Мама вчера даже не потрудилась сказать, что я не права, когда отца обвиняю! Понимаешь? А я в открытую сказала: папа сделал все, и не задаром. И она этого не отрицала даже! – Лена отбросила вилку и сжала пальцами виски, в которых запульсировала боль.
– Подруга, это тоже несерьезно.
– Да, несерьезно? Вот ты бы стал оправдываться, если бы тебя обвинили незаслуженно? Я бы стала. Как минимум доказательства бы привела. А она промолчала. Для меня это показатель, Андрюша.
– Давай-ка, подруга, по пятьдесят коньячку закажем, а то, чувствую, голова твоя вот-вот лопнет, – предложил Андрей и начал оглядываться в поисках официанта.
– Ты же за рулем.
– Велика беда: брошу здесь, а завтра с утра заберу. А тебе надо, я вижу. Иначе ты себя до костей за ночь обглодаешь.
Коньяк Лена не любила, но он всегда помогал сбросить напряжение и избавиться от головной боли. Минут через двадцать она действительно почувствовала себя лучше, в голове перестало шуметь.
– Слушай, Андрей, я тут подумала… Мне Голицын сказал, что Жанна примерно год назад просила познакомить ее с журналистом Деевым.
– С Матвеем? Зачем?
– Вроде как хотела архив его отца посмотреть, искала там что-то. И, скорее всего, нашла, потому что именно после этого ее поведение изменилось, так Голицын утверждает. Она стала замкнутой, неулыбчивой, понимаешь? – Лена сделала глоток сока и умолкла.
В кафе загремела музыка, говорить приходилось, наклонившись к столу и напрягая голосовые связки, и это раздражало.
