– Может, все-таки нашатырь дать? У вас лицо бледное очень.
– Нет-нет, не нужно, я уже в порядке.
Лена с усилием заставила себя отлепиться от стенки и пойти к выходу из отделения.
Интересно, мама знает? И если знает, что думает делать? Понятно, что с дочерью не посоветуется после того, как она ушла из дому.
Лена спустилась на два этажа и оказалась в отделении нейрохирургии, где лежал Голицын. Сообщение о серьезном состоянии отца немного выбило ее из колеи. Но все равно поговорить с Павлом нужно было именно сегодня, откладывать это нельзя.
Голицын ждал ее в палате, выглядел немного утомленным, но старался не показывать этого.
– Если вы устали, я могу зайти завтра, – сказала Лена, но он энергично возразил:
– Нет-нет, я совершенно не устал. Просто не каждый день по затылку огребаешь, ощущения новые, знаете ли. Но я вполне готов к разговору, если это нужно. Вы присаживайтесь. – Несмотря на ее возражения, Павел встал с кровати и сам принес ей стул. – Вот так.
Она поблагодарила и села. Он устроился напротив и выжидающе посмотрел ей в глаза, что Лену немного смутило.
– Я, собственно, вот о чем хотела… – сбивчиво начала она, стараясь больше не встречаться с ним взглядом. – Вы ведь с Матвеем Деевым дружите, я правильно поняла?
– Приятельствую. Дружбой я бы наши отношения не назвал.
– Но это не помешает вам попросить Деева показать архив его отца, правда?
Голицын удивленно поднял бровь:
– Архив? Вы тоже заинтересовались?
– Да. Но у меня нет оснований явиться к Матвею, а у вас они есть.
– Я не хочу шпионить за прошлым Жанны.
Ответ прозвучал решительно. Сомнений не оставалось: настаивать не получится. Павел действительно не станет рыться в прошлом погибшей невесты, а Лене он помогает только потому, что надеется узнать правду от тех, кому положено эту самую правду искать. Все-таки данное в свое время слово он не собирался нарушать и после смерти Жанны.
– Что ж, я вас поняла. Буду как-нибудь сама выкручиваться. Извините, что потревожила. – Лена встала и направилась к двери, не замечая, как Голицын закрыл руками лицо.
– Поймите меня, Елена Денисовна, – глухо проговорил он ей в спину. – Я не могу. Дело не в том, что я не хочу помочь. Не желаю сам, понимаете? Не хочу копаться в ее жизни, это… Черт, даже объяснить не могу. Но поверьте: у меня внутри все переворачивается. Извините.
– Я все понимаю, Павел. Вы поправляйтесь, а мы уж сами как-нибудь.
Что ж, Паровозников оказался прав: Голицын не захотел помочь. Но в этом был и плюс. Значит, Лена в нем не ошиблась, у жениха не было никаких корыстных мотивов. Он действительно любил Жанну и не собирался втираться в доверие к ее отцу, чтобы превратить чужое прошлое в очередной роман.
День можно было считать неудавшимся, разве что идентификацию человека на фотографии можно было записать в актив. Но и эта разгадка принесла только новые вопросы и загадки.
– Надо мне все-таки с прокурорским замом поговорить поконкретнее, – пробормотала Лена, застегивая плащ и выходя из здания больницы. – Он занимался делом об убийстве Хана, может рассказать что-то интересное.
Переезд в новый район оказался скорее увлекательным приключением, чем неприятностью, как она опасалась. Оказывается, на новом месте можно открыть какие-то нужные места вроде магазинов, кафе и автостоянок и весьма интересное занятие. Например, в соседнем доме обнаружилась кофейная лавка, где можно было купить и сразу смолоть кофе так, как тебе нужно. Там же продавалось такое множество сортов чая, что у Лены разбежались глаза. Она вышла из лавки, унося с собой неприличное количество пакетиков с яркими этикетками, и уже прикидывала, как позовет к себе Никиту – тот был большим ценителем хорошего чая.
Мысль о Никите вдруг заставила ее замереть прямо на крыльце. «Получается, я подсознательно уже все за него решила? – потрясенно подумала Лена, чувствуя, каким тяжелым внезапно стал пакет в ее руке. – Решила, что теперь он непременно будет со мной, раз не нужно больше искать место для встреч? Вот и чай уже набрала его любимый. Я даже знаю, что могло бы случиться потом. Да, точно, если бы не это внезапное озарение, я бы пришла домой, набрала его номер и сказала, что теперь ему можно не напрягаться, а спокойно приходить ко мне в любой момент, когда он захочет. Какая я дура, боже мой…»
Настроение мгновенно испортилось. Лена почти с отвращением посмотрела на фирменный пакет в руке и швырнула его в урну. Отряхнула невидимую грязь с ладоней и пошла к машине.
К ее собственному удивлению, самостоятельная жизнь оказалась куда легче и спокойнее, чем ей казалось. Лена с удовольствием сама готовила ужин. Съедала его, сидя в крохотной кухоньке, мыла посуду и шла в комнату.
Хозяйка, которая сдала ей жилье, оказалась дамой с выдумкой и неплохим чувством пространства. Квартиру она обустроила таким образом, что единственная комната состояла из нескольких зон, что совершенно не делало ее меньше. У Лены была импровизированная спальня в нише с пологом, гостиная с мягким диваном и телевизором на стене и даже кабинет на совмещенном с комнатой утепленном балконе. Это место нравилось ей больше остальных – можно было работать, глядя на улицу, и при этом сидеть за небольшим столом в тапочках и халате, в то время как внизу люди вышагивали в плащах и в куртках.
– Почему я не съехала от родителей раньше? – пробормотала Лена, выбираясь из-за ноутбука и отправляясь за очередной чашкой чая. – Всем было бы легче.
И в очередной раз подумала, что врет самой себе. Не самостоятельности она радуется сейчас, не отсутствию родителей в соседней комнате, а перспективе приходов Никиты, его ночевок здесь, его визитов в любое время. От этого почему-то снова стало неприятно.
Всякий раз при мысли о Никите ей становилось не то чтобы стыдно, а как-то не по себе, словно она уличала себя же саму в чем-то недостойном, неприличном. Лена не могла прямо ответить на вопрос о том, любит ли она его. Она вообще старалась об этом не задумываться. Без Никиты было куда хуже, чем с ним, несмотря на его вечное недовольство, скепсис и едва заметное пренебрежение, порой скользившее в его словах, жестах и взглядах. Но стоило ему не позвонить несколько дней, как в душе образовывалась такая тоскливая, выедающая все пустота, что Лена готова была терпеть все. Страх одиночества перевешивал.
Утром Лена только на минуту зашла в свой кабинет и сразу направилась к Шмелеву.
– Николай Семенович, можно к вам?
– Конечно, Леночка, заходи.
Шмелев крайне редко называл Лену полным именем, относился по-отечески и в первые годы ее работы помогал и объяснял то, чего неопытная Лена пока не знала. Его поддержка позволила ей довольно быстро стать хорошим следователем и продвинуться по служебной лестнице. До сих пор она иногда прибегала к советам Николая Семеновича, если чувствовала, что зашла в тупик.
