– Вы хотите сказать?..
– Да бог с вами, Павел, этот человек давно мертв, – спохватилась Лена, поняв, что Голицын приревновал. – Нет, здесь дело в чем-то другом.
– Погодите-ка, Елена Денисовна. А этот Шанеев случайно не тот самый Гарик Хан, которому принадлежал автозавод? – Глаза Голицына вдруг загорелись. – Точно! Жанна спрашивала у Матвея, нет ли в архиве его отца каких-то материалов по захвату автозавода. И фамилию эту упоминала – Шанеев!
– Вы же сказали мне раньше, что не знаете, зачем Жанне понадобился архив.
– А я и не знаю. Но этот вопрос в телефонном разговоре звучал, я только теперь вспомнил. Мне скрывать нечего. Жанна интересовалась автозаводом, я хотел спросить, зачем ей это, но как-то вылетело из головы.
– Почему мне сейчас кажется, что вы меня обманываете, Павел?
– Обманываю? – удивился Голицын. – И в мыслях не было. Я действительно только сейчас вспомнил, что услышал этот вопрос от Жанны, когда она с Матвеем по телефону договаривалась о встрече. Я с ней не ездил, они без меня встречались. Но звонила она от меня. Даже могу сказать, когда это было, – накануне 8 Марта, мы с Жанной как раз на концерт собирались, ее галерея спонсором выступала. Можете проверить.
– У меня будет возможность узнать это и без проверок. Оперативники работают в архиве Деева и его самого тоже расспросят.
– Да и пусть, – пожал плечами Голицын. – Мне на самом деле нечего скрывать.
– Тогда с вашего позволения я пока оставлю книжку у себя. У вас все? – Лена встала, убрала записную книжку в сейф и повернулась к нему.
– У меня все. Вы закончили? Можно, я вас провожу?
– Спасибо, не стоит. Я… – Лена отчего-то не смогла сказать, что ее ждут, и просто повторила: – Спасибо, нет.
Голицын пожал плечами:
– Тогда выйдем вместе и пойдем по своим делам.
Они вышли из здания прокуратуры и тут же наткнулись на Никиту, курящего на крыльце. При виде Голицына он почему-то напрягся, выдвинулся им навстречу и довольно грубо поинтересовался:
– У тебя провожатый? И что же тебя связывает с этим писакой?
– Павел Владимирович приходил по делу.
Голицын, однако, вместо того чтобы попрощаться и уйти, смерил Кольцова с ног до головы изучающим взглядом.
– Вы ведь Никита Кольцов, я не ошибся?
– Нет, вы не ошиблись.
– Кажется, вы снимали мою презентацию в Доме книги. Помнится, тогда вы были намного более любезны.
– Я делал это исключительно по заданию, а вовсе не потому, что принадлежу к поклонникам вашего туалетного чтива.
Лене стало окончательно неудобно. Зачем он так?
– Ваш анализ моего творчества, уж простите, меня не слишком занимает. Поэтому я даже не обижусь – в чем смысл обижаться на человека, который снимает чужие презентации, а не проводит свои?
Никита надменно вскинул голову.
– Вы считаете себя остроумным? Зря.
Павел по-прежнему невозмутимо улыбался.
– Это не я. Это мои читатели находят некоторые мои шутки остроумными. В том же, что касается вас, я исключительно серьезен.
– Да прекратите вы оба! – не выдержала Лена. – Это же…
– Помолчи, Елена. – Никита скроил брезгливую гримасу. – Господин писатель упражняется в остроумии.
– И в мыслях не было! – весело парировал Голицын. – Всего хорошего, Елена Денисовна, я загляну к вам на днях. И вам хорошего вечера, господин фотограф.
С этими словами Павел легко сбежал с крыльца и завернул за угол здания. Никита недовольно посмотрел на Лену.
– Может, все-таки объяснишь, в чем дело?
– Ты зря так реагируешь. Он действительно приходил по делу. Его невеста и ее отец убиты.
– А он, разумеется, пишет об этом очередной опус.
– Никита, зачем ты так?
– Терпеть его не могу.
– Да вы же едва знакомы.
– Ты ошибаешься. Я знаком с ним довольно неплохо.
Ого, вот это новость. Такого, признаться, она совсем не ждала.
– Откуда? – Про себя Лена в эту минуту подумала, что слишком мало знает о человеке, с которым делит постель.
Но Никита не ответил, просто повернулся и жестом предложил ей следовать за ним.
– Прохладно, я устал и хочу прилечь. Поехали отсюда.
В трамвае Лена не переставала размышлять о записной книжке Жанны. Откуда у нее мог быть телефон отца? Разумеется, Стрелков поделился. Но зачем он ей нужен? И звонила ли она отцу? Как теперь это узнать? Хотя, если Жанна интересовалась автозаводом и историей его захвата, вполне могла с этим вопросом и обратиться. Все-таки адвокат Крошин защищал Князева, а тот в свое время был заместителем директора. Князев, пожалуй, самая крупная фигура из оставшихся в живых приближенных Хана. Жанна могла интересоваться им, вот откуда у нее телефон Крошина. Но и это не объясняет, как попала фотография Хана в ее банковскую ячейку.
– А не могла Жанна собирать материал для Голицына? – пробормотала Лена вслух. – А что, в качестве свадебного подарка преподнести идею новой книги…
– Не сомневаюсь, что этот индюк с радостью бы за нее уцепился, – саркастически произнес Никита, и Лена встрепенулась:
– Что? Ты о чем?
– Ты думаешь вслух. Я просто высказал свои соображения.
– Никита, почему ты так настроен к Голицыну?
– Я никак к нему не настроен. Не люблю прохвостов.
– А он прохвост?
– Самый натуральный.
Никита умолк, отвернувшись в сторону, и Лена поняла, что больше говорить об этом он не станет. Странно, но через какой-то час, уже лежа в постели, Никита сам вернулся к этому разговору.
– Ты насчет Голицына спрашивала. Давай так: я тебе сейчас расскажу кое-что, ты выслушаешь, но больше никогда не станешь задавать мне вопросы на эту тему, хорошо? – приподнявшись на локте, спросил он, глядя ей в глаза.
Она молча кивнула.
– Моя бывшая жена, как бы это сказать… Словом, она покровительствовала Голицыну в то время, когда он только начинал и пробовал издавать свои писульки. Алина всегда поддерживала молодых, старалась помочь, посодействовать. Она и мне помогала на первых порах – оплачивала выставки, аппаратуру хорошую купила. Она ведь старше меня на пятнадцать лет. Когда мы познакомились, она уже диссертацию защитила, была довольно влиятельным искусствоведом, ее всюду приглашали. Кафедрой заведовала в нашем институте искусств.
Никита выбрался из-под одеяла, вышел на кухню и вернулся оттуда с блюдцем и пачкой сигарет.
– Извини, не нашел пепельницу, придется это приспособить.
Лена кивнула. Ей не терпелось узнать, что же было дальше. Никита снова улегся рядом, поставил блюдце на грудь и закурил, закинув вторую руку за голову.
