– Понял, не дурак. – Он поднялся со стула и пошел к двери, но потом передумал и вернулся. – Вы свободны сегодня вечером?
– Нет. Я дежурю.
На самом деле никакого дежурства не было, но ведь ясно, к чему он задал этот вопрос и что за ним последует. Никаких свиданий с Голицыным ей не хотелось.
– Жаль. У меня такое чувство, что вы меня избегаете, Елена Денисовна.
– Это не так, – твердо сказала она, не поднимая головы от бумаг. – Я действительно сегодня дежурю. Всего доброго, Павел. Если понадобится, я вас вызову.
– Официальных нот в вашем голосе сейчас явно больше, чем нужно. Понял, ухожу.
Когда за Голицыным закрылась дверь, Лена отложила ненужную папку и задумалась. Коротченко оказался более близок Жанне, чем хотел показать. Именно ему, как выяснилось, она доверяла личные тайны. С точки зрения следствия это означает, что с ним нужно работать более тщательно.
Почему ей это раньше не пришло в голову? Раз не было подруг, должен быть кто-то как раз вроде этого Максима – такой мужичок-подружка, ведь очевидно же. Как очевидно и то, что знает он куда больше, чем рассказывает.
Оставалось набраться терпения и дождаться, когда вернется Андрей.
Уже через час ей пришлось жестоко разочароваться. Позвонил Паровозников и доложил, что ни на работе, ни дома Коротченко нет, зато соседка видела, как он выходил из подъезда с чемоданом.
– Искать, как я понимаю, бесполезно? – кислым голосом спросила Лена, и Андрей подтвердил.
– Не оцеплять же аэропорт, вокзал и автобусные станции, да? Он не подозреваемый, не обвиняемый, даже толком не свидетель. Черт его дери! Одного не понимаю: какого лешего он в бега кинулся?
– Уничтожил важные улики. Я так думаю, что он прочел дневник Жанны, во всяком случае, последнюю часть, и там обнаружил что-то такое, что заставило его собрать вещи и уехать. Не исключено, что он испугался, что его в чем-то обвинят. Увы, мы этого теперь не узнаем.
– Может, он все-таки не насовсем деру дал? Мог же просто, скажем, матушку навестить в городе Урюпинске?
– Матушка его живет с ним в одной квартире, по крайней мере там прописана, и ты сам мне об этом говорил. Так что отпадает.
– Это образно, ты же понимаешь. Но сегодня ее точно нет дома, я минут сорок там ошивался.
– Могла в магазин уйти, еще куда-то. Ты далеко отъехал?
– Да никуда я не отъехал, в машине сижу под подъездом, – уже всерьез злился Андрей. – Небось не дурней тебя, тоже так подумал. Сижу вот, жду гражданку Коротченко – вдруг что интересное расскажет о сыне своем блудном.
– Тогда жди, – вздохнула Лена. – Все равно ничего другого не остается.
Андрей вернулся только к вечеру. Вместе с ним в кабинет вошла молодящаяся блондинка лет пятидесяти пяти в дорогом замшевом плаще и в модных туфлях на шпильке.
– Это, Елена Денисовна, гражданка Коротченко, Иветта Генриховна, – пропуская ее вперед, отрапортовал он. – Вы присаживайтесь, Иветта Генриховна. Сейчас вам старший следователь Крошина пару вопросов задаст, и будете свободны.
Поджав накрашенные темной помадой губы, дама села напротив Лены и чуть вскинула подбородок.
– Я не понимаю причины моего задержания.
– Вас никто не задерживал. Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашем сыне.
– Мы с сыном давно чужие люди, – отрезала она.
– Иветта Генриховна, я не собираюсь вмешиваться в ваши отношения с сыном, но мне необходимо знать, куда мог уехать Максим, – терпеливо начала Лена.
– Понятия не имею.
– Наверняка у него есть какие-то приятели, к которым он мог бы…
– Я этого не знаю и знать не хочу! – оборвала ее Коротченко. – Поймите, мы с ним давно чужие, очень давно! Я не задаю вопросов, не хочу никаких ответов и не хочу, чтобы меня вообще как-то связывали с ним. То, что я его родила, вовсе не значит, что я обязана нести за него ответственность до самой смерти, понятно?
– Я не предлагаю вам нести за него ответственность, Максим достаточно взрослый, чтобы делать это самостоятельно. Но наверняка у вас есть предположения, где его можно найти.
– Не имею ни малейшего представления. Вчера вечером он читал какую-то тетрадь, потом оделся и вышел из дома с пакетом, а когда вернулся, пакета не было, а от куртки несло бензином. Сегодня с самого утра он чем-то брякал у себя в комнате, потом вынул из шкафа чемодан. Я ушла в салон красоты, а когда вернулась, меня поджидал вот этот господин, – она кивнула в сторону сидевшего на диване Паровозникова. – Именно от него я узнала, что сын, оказывается, куда-то уехал. Так что ваши вопросы не по адресу, мне нечего вам сказать.
Она сжала губы в нитку и откинулась на спинку стула с таким видом, будто решила больше вообще не открывать рот. Лена записала все, что услышала, отложила ручку.
– Иветта Генриховна, а имя Жанны Стрелковой вы от сына когда-нибудь слышали?
– Неоднократно, – на ее губах появилась брезгливая усмешка. – Эта девица использовала его как личную секретаршу. Принеси-подай, понимаете? Если ей нужно было, могла позвонить и среди ночи. Он срывался к ней по первому ее зову. Я всегда удивлялась: как мужчина может так себя унижать? Любишь ты женщину – так признайся, делай какие-то шаги. А быть тряпкой, собачонкой, мальчиком на побегушках, лишь бы рядом… Нет, этого я не понимаю. В тот день, когда с ней случилось это… – Иветта Коротченко запнулась и умолкла на секунду, но тут же продолжила не менее эмоционально: – Так вот, в тот день он пришел с таким лицом, как будто его жизнь закончилась. Так и сказал кому-то по телефону: «Мне больше незачем жить, когда я знаю, что никогда больше ее не увижу». Потом, правда, добавил, что будет продолжать заниматься ее фондом и галереей, ему, кажется, это по-настоящему нравилось.
– Получается, Максим был влюблен в Жанну?
– Влюблен? – Она чуть не подпрыгнула. – Да вы шутите! Он ее боготворил, смотрел ей в рот, ловил каждое ее слово, а она замечала его только тогда, когда ей что-нибудь было нужно. У нее же был жених, писатель этот, как его… – Иветта Генриховна защелкала наманикюренными пальцами, вспоминая.
Андрей подсказал:
– Голицын?
– Да-да, Голицын, точно! Если вы видели моего сына, то должны понять, что против этого Аполлона у него шансов не было. Не представляю, на что он вообще рассчитывал. На то, что когда-нибудь она откроет глаза и поймет, что… Ой, да что об этом говорить? – Она махнула рукой и снова умолкла.
Было очевидно, что добиться большего от матери сбежавшего Коротченко они вряд ли смогут. По логике вещей, нужно было отпустить ее восвояси, но интуиция следователя подсказывала, что сейчас они с Андреем что-то упускают.
– Иветта Генриховна, мы можем осмотреть комнату Максима?
– Пожалуйста, хоть сейчас. Не знаю, что вы там хотите найти, но раз нужно…
