И вся эта беспризорная шпана тут же принялась толкаться, пихаться и ползать по мостовой. Каждый старался собрать как можно больше монет, пока до них не добрались сотоварищи. А Эмма Петровская, уже забытая босяками, повернулась и потащилась вверх по ступеням.
И только сейчас заметила Фрэнка, который поднялся на ноги, чтобы с ней поздороваться.
– Это побудит их и дальше вас дразнить, – мягко заметил он.
– Зато поможет мне уберечься от кое-чего похуже, – ответила женщина, втаскивая свой немалый вес на очередную ступеньку. – Вы кто такой и что вам от меня нужно? Я не разговариваю с газетными репортерами. Стало быть, если вы из них…
– Нет, я из полиции. – Фрэнк показал свой значок. – Детектив-сержант Мэллой.
Если миссис Петровская испугалась – а она вполне могла испугаться, поскольку ее профессия запрещена законом, – то никак этого не выказала. Вместо этого женщина лишь презрительно фыркнула.
– Я ежемесячно плачу за «крышу» и за протекцию. Можете спросить у своего капитана. И он прикажет вам не досаждать мне.
– Я и не собираюсь вам досаждать. Хочу только задать несколько вопросов. О девушке, с которой вы могли встречаться.
– Я встречалась со многими девушками, детектив-сержант. Такая уж у меня профессия.
Эмма добралась до парадной двери, и ее огромный объем заставил Мэллоя отступить в сторону. Женщина вставила ключ в замочную скважину.
– Но эту девушку убили.
Эмма Петровская оглянулась на детектива. Ее глаза цвета глины таращились на него, словно два тусклых шарика, из складок жира, из которых состояло ее лицо. На щеке торчала огромная бородавка, из нее росло несколько длинных волос. Эмма недовольно сжала тонкие губы.
– Если девушка умирает после одной из моих процедур, это не убийство, – проинформировала она визитера и вернулась к отпиранию двери.
– Она умерла не от этого. Ее кто-то задушил. Но нам известно, что у нее был ребенок и что в ночь, когда ее убили, к ней приходил абортмахер.
Эмма Петровская толчком отворила дверь, после чего одарила Фрэнка печальным взглядом:
– И вы думаете, что это я ее убила?
Предположить подобное, ясное дело, было невозможно, так что Фрэнк даже не стал ничего на это отвечать.
– Я полагаю, ее убил тот, кто вас к ней направил. Жертву звали Алисия ван Дамм.
Эмма приподняла кустистые черные брови, но тень узнавания даже не мелькнула на ее лице.
– Мне ничего не говорит это имя, детектив-сержант. Вряд ли я сумею вам помочь.
И прежде чем Фрэнк успел задать еще хоть один вопрос, Петровская прошла в дом и с грохотом захлопнула дверь прямо перед его носом. Сержант с минуту стоял и тупо смотрел на кружевные занавески, раскачивающиеся по ту сторону дверного стекла. Как бы проникнуть внутрь силой? Впрочем, Фрэнка уже не слишком интересовал дальнейший разговор. Уродливая, неприятная старуха. Если Мэллою так уж захочется побеседовать с вредной особой, он вполне может отправиться к себе домой.
Устало вздохнув, полицейский развернулся и спустился с крыльца. Мальчишки, издевавшиеся над старухой, уже разбежались, подобрав с мостовой все монеты, – отправились искать себе другие развлечения. Фрэнк сунул руку в карман и достал составленный список фамилий, добытых из разных источников. Список был на удивление коротким. А Фрэнк-то полагал, что в городе таких масштабов, как Нью-Йорк, имеется несколько сотен абортмахеров и все они охотно согласятся сотрудничать с полицией. Но он ошибся насчет и одного, и другого. Полдюжины женщин, которых он сегодня посетил, умели держать язык за зубами точно так же, как Эмма Петровская.
Да, Мэллой лишь попусту тратит время. Никто в жизни не признается, что пытался сделать незаконную, подпольную операцию девушке, которую позднее убили. Эта ниточка слишком тоненькая, но она – единственная. Решив проверить еще одного человека, чей адрес имелся в его списке, детектив направился к центру города.
* * *
Сара обрадовалась, увидев, что объявление «сдается комната» уже исчезло с фасадного окна дома Хиггинсов. На крыльце играли их дети. Сара поприветствовала каждого по имени.
– Ну как, вам нравится ваш новый братик? – спросила она.
– Да он все время спит, – пренебрежительно ответила Мэри-Грейс.
Будучи старшей, она, по-видимому, считала своим долгом отвечать на вопросы первой. У нее были большие карие глаза и изящное худенькое личико, слишком серьезное для девочки, прожившей на свете всего десять зим.
– Он слишком маленький, чтобы с ним играть, – пожаловался Роберт. Ему исполнилось только пять, но он был сложен гораздо крепче хрупкой сестренки.
– Ничего, скоро подрастет, – улыбнулась Сара. – Но вот тебя-то он ни за что не догонит. Ты всегда будешь больше его.
– Правда? – Эта мысль очень понравилась Роберту.
Восьмилетняя Салли подняла взгляд от куклы, которую укачивала, и сказала:
– Но ты никогда не будешь таким большим, как я и Мэри-Грейс. Ты всегда останешься нашим маленьким братиком.
– Я не маленький! – возмущенно выкрикнул Роберт и начал завывать.
Сара хотела было его успокоить, но Мэри-Грейс явно была привычна к подобным взрывам неудовольствия. Она просто обхватила крепенькое тело брата своей хрупкой ручонкой и потрепала его по плечу, пока он не забыл, почему и отчего начал плакать. Высвободившись, мальчуган побежал куда-то в поисках нового занятия.
– Мама по-прежнему остается в постели? – спросила Сара у Мэри-Грейс, решив, что девочка скорее скажет правду, а вот ее мамаша вполне может и соврать.
– Боˊльшую часть времени лежит, – подтвердила Мэри-Грейс. – Я ей все время говорю, чтобы она побольше отдыхала.
– Да-да, напоминай ей, что если она заболеет и свалится, то это создаст двойные трудности, потому как тогда всем вам придется ухаживать еще и за ней. А ведь нужно будет выполнять за нее и всю обычную работу. Может, это ее убедит…
Мэри-Грейс важно кивнула:
– Я буду напоминать. Спасибо вам, миссис Брандт.
Саре очень хотелось, чтобы Мэри-Грейс хоть разок улыбнулась. Она казалась слишком взрослой для своего возраста. Такой же не по годам взрослой, какой Саре запомнилась Алисия ван Дамм. Она, конечно, понимала, отчего Мэри-Грейс такая серьезная. Ее мать перегружена работой и заботами, и огромная часть забот падает на этого ребенка. Но Сара никак не могла понять, почему такой же не по возрасту серьезной и озабоченной выглядела Алисия ван Дамм, девушка из богатой и влиятельной семьи. А теперь уж причины этого, видимо, не узнать.
Зайдя внутрь дома и добравшись до тесной семейной квартирки Хиггинсов, акушерка обнаружила мать семейства в постели, все как положено. И выглядела женщина сегодня лучше, чем в прошлый визит Сары.
– Ох, миссис Брандт, вы даже представить себе не можете, какие на нас свалились неприятности! У нас тут были полицейские, всем задавали вопросы, повсюду совали нос, опрашивали соседей… Все интересовались, не видел ли и не слышал ли кто чего! Как будто кто-то стал бы что-то рассказывать полиции, даже если видел или слышал! А потом мы собрали вещички покойной, потому что нам ведь надо сдать ее комнату – и придется теперь брать на доллар меньше за недельное проживание, в ней же человека убили! Можете себе представить? И тут явился какой-то мужчина, чтобы забрать ее вещи. Крайне странный тип! Такой напыщенный и жутко вежливый… Я спросила, может, он ее родственник? Но он сказал, что нет, он просто слуга в ее семье. Вы когда-нибудь такое слышали? Прислали к нам какого-то наемного прислужника, чтобы забрать вещи! Что же это за люди такие?! Все говорят, что они очень богатые, что ее папаша владеет банком или еще чем-то… Это правда? Но тогда почему она жила здесь, у нас? Я что хочу сказать, она всегда платила вовремя, каждую неделю, но никогда не выходила из дома. Такое впечатление, что у нее не было лишних денег, которые можно было бы потратить. Если ее семья такая богатая, почему бедняжка жила сама по себе?
