– Вряд ли, – заявила миссис Хайтауэр. – Но, как я полагаю, мы не избавимся от вас, пока вы ее не расспросите, не так ли?
Фрэнк лишь выжидательно улыбнулся в ответ, и миссис Хайтауэр наконец впустила его в дом.
На сей раз она отвела детектива в небольшую гостиную в передней части дома, где он подождал, пока домоправительница приведет Лиззи.
– А, это вы, мистер детектив, – недовольным голосом сказала горничная, увидев Мэллоя. – Не нашли еще убийцу мисс Алисии? – Она все время теребила свой фартук и, кажется, была готова вот-вот расплакаться.
– Пока еще не нашел, – ответил Фрэнк, стараясь говорить добрым голосом, хотя понимал, что это звучит не слишком убедительно. – Но я рассчитываю на твою помощь. Ты, случайно, не знаешь, где мисс Алисия хранила свой дневник?
– Конечно, знаю. Она держала его под замком, надежно спрятанным, потому что вовсе не хотела, чтоб кто-то его читал. Но теперь его там нету.
– Откуда тебе это известно?
– Потому что меня послали его разыскивать – сразу после того, как она пропала.
– Кто послал?
– Ну как же – миссис Хайтауэр, кто ж еще!
Действительно, кто же еще? Фрэнк мог представить множество других вариантов, но истина, вероятно, заключалась в том, что миссис Хайтауэр наверняка действовала на основании распоряжений, полученных от ван Даммов. А это означало, что им известно, какие сведения могли содержаться в этом дневнике, и это объясняет, почему они велели Сильвестру Мэттингли заняться его поисками. Если б Мэллою только удалось найти его и выяснить, что же такое там было записано!..
– Можешь показать, где она его хранила? – спросил Фрэнк.
– Могу, но только если миссис Хайтауэр не будет возражать, – ответила девушка, нервно оглянувшись на дверь, за которой вполне могла подслушивать домоправительница.
Та, кажется, была готова на все, лишь бы поскорее избавиться от Фрэнка, так что Лиззи провела его наверх, в комнату Алисии, и показала небольшой шкафчик, который детектив обыскивал в свой прошлый визит. Там хранились разные памятные вещички, дорогие для Алисии воспоминания о детстве, полученные в школе награды, кое-какие мелочи, видимо имевшие для нее трогательную ценность, – но ничего, что хотя бы отдаленно напоминало дневник.
Лиззи уже в открытую плакала, не производя никаких звуков, лишь позволяя слезам свободно стекать по щекам. Фрэнк почувствовал некоторые угрызения совести и сам себе изумился: с чего это он вдруг стал таким сентиментальным? Прежде в подобных случаях сержант торжествовал, когда видел слезы, зная, что они заставят человека, которого он допрашивает, быть более открытым и сговорчивым…
– Лиззи, миссис Хайтауэр говорит, что мисс Алисия очень много записывала в этот свой дневник. Ты знаешь, о чем она писала?
– Да, это так. Но я ничего такого не знаю. – Девушка покачала головой в молчаливом отчаянии. – Она не позволяла мне туда заглядывать. Никогда. Да я все равно не смогла бы ничего там прочитать, даже если б она мне разрешила, хотя мне никогда этого и не хотелось. Мисс Алисия все время туда что-то записывала, а иногда даже плакала над ним. А я не хотела знать, что заставляло ее плакать! Ежели у нее были какие-то секреты, так она имела на это полное право, как вы думаете?
Фрэнк ничего по этому поводу не думал, так что пропустил этот вопрос мимо ушей.
– А у нее не было какого-нибудь другого места, где она могла бы хранить свой дневник?
– О нет, сэр. Только тут. Она ж могла запирать шкафчик, а ключ всегда носила на шее, на шнурке, чтоб никто не мог туда залезть, даже случайно. Но когда мисс Алисия пропала, шкафчик открыли, а ключ лежал вот там, на столике. – Лиззи указала на туалетный столик с зеркалом. – Должно быть, она захватила дневник с собой. Это единственное место, куда он мог подеваться.
Фрэнк сильно в этом сомневался, поскольку Хэм Фишер тоже так и не нашел дневник, хотя и обыскивал комнату Алисии в пансионе Хиггинсов. И детектив принялся расспрашивать горничную, не могла ли ее хозяйка кому-то доверить свой дневник и не мог ли кто-то знать, где он спрятан, – и тут вдруг понял, что спрашивать ее вовсе не нужно. Он уже и сам знал, кто это мог быть: грум Харви.
В конюшне, когда Фрэнк вошел туда, царил полумрак и было странно тихо. Сержант постоял минутку, давая глазам привыкнуть к полутьме после яркого солнечного света. Знакомый и успокаивающий запах – лошадей, соломы и навоза – мощной волной навалился на него, затмив все остальные ощущения, так что сначала детектив не заметил ничего необычного. Но тишина была слишком непроницаемой, слишком полной. Да, конечно, Мэллой слышал, как лошади топчутся в своих стойлах, слышал жужжание насекомых, шуршание грызунов в сене, но чего-то явно не хватало. Здесь было как-то необыкновенно тихо, словно все замерло, словно жизненная сила была отсюда полностью высосана. То есть здесь не чувствовалось никакого присутствия человека.
Вот только все слуги утверждали, что Харви сейчас точно на конюшне. Никто не видел, чтобы он оттуда выходил, да он нигде больше и не появлялся – стало быть, должен быть здесь. Правда, Фрэнк уже понял, что его здесь нет.
– Харви! – крикнул он в пустоту.
В ответ заржала лошадь, но никто не откликнулся.
У Фрэнка напряглись нервы, а тело инстинктивно изготовилось встретить любую угрозу.
– Харви! – позвал он еще раз, уже идя по конюшне.
Мэллой заглядывал на ходу во все стойла, но там все было в полном порядке, так, как и должно быть, – разве что эта агрессивная, давящая тишина, как ему казалось, заглушала даже его собственные шаги. Маленькая кобыла, на которой ездила Алисия, высунула морду ему навстречу и моргнула своими грустными карими глазами. В следующем стойле гнедой мерин стукнул копытом, но никак иначе не отреагировал на Фрэнка, когда тот проходил мимо.
Так он прошел и осмотрел все стойла, одно за другим, пока не добрался до последнего – и именно здесь обнаружил Харви. Тот висел на потолочной балке, и шею его перехватывала петля.
* * *
Саре следовало бы ожидать, что мать в это время дня принимает гостей, но она никак не предполагала застать такую картину, с которой столкнулась. Горничная ничуть не удивилась, увидев ее в такое время дня, и без лишних слов провела в столовую. И когда Сара увидела, кто там находится, то поняла: горничная просто решила, что она – одна из приглашенных на изысканную чайную церемонию, организованную ее матерью.
Дамы, сидевшие за огромным столом, представляли самые старинные фамилии Нью-Йорка. Все они знали Сару, когда та была еще младенцем. Это оказалось скверно само по себе, а в довершение ко всему здесь находилась миссис Астор – миссис Уильям Бэк– хаус Астор, глава клана Асторов, обычно именуемая «та самая миссис Астор», чтобы отличить ее от других, менее значительных представительниц этого семейства, всех прочих миссис Астор.
Все инстинкты твердили Саре: «Немедленно беги отсюда!» Но было уже поздно. Она угодила в самую настоящую ловушку и теперь уже не могла исчезнуть, не обидев и не огорчив мать.
