— Нет, он не в кадре.
— Меган, ты соображаешь, что творишь? Бессонные ночи, неделями, месяцами непроходимая усталость, орущее и какающее существо, у которого случаются приступы истерии?
— Но ведь в этом же и состоит материнство, не так ли? — Меган перевела дыхание. — Я знаю, что будет тяжело. Что тяжелее этого я еще ничего в жизни не испытывала.
— Ты просто плохо понимаешь, о чем говоришь. Это тяжело, когда у тебя есть муж, и няня, и пара миллиончиков в банке. Но ты попробуй это одолеть в одиночку, да еще на те гроши, которые вам наверняка платят в больнице. Это все равно что совершить самоубийство.
— Джессика сказала, что будет мне помогать.
— У Джессики есть своя собственная жизнь!
— Она обещала и сдержит слово. Она сказала, что ее уже тошнит от сидения дома, от ожидания Паоло с работы, от маникюра и всего прочего. Она с радостью присмотрит за ребенком, пока я буду на работе.
— А что, если Джессика в конце концов сдастся?
О такой возможности Меган как-то не подумала. После всего, что она видела в больницах и клиниках, ей казалось, она уже знает все, и мать ничего нового сказать не может. Но тут по спине Меган пробежал холодок. А если вдруг окажется, что помочь некому? Во что она ввязывается? Перед ее мысленным взором прошла череда будущих лет: восемнадцатилетнее проклятие. Но тут она увидела перекошенное от злости лицо матери и подумала: кажется, ты так и не смогла полностью освободиться от своих детей?
— А как насчет карьеры? — продолжала Оливия. — Все эти годы учебы в колледже, бесчисленные экзамены?
— Я не собираюсь бросать работу, — ответила Меган, но на сей раз не столь уверенно, как прежде. — А как же иначе? Ничего другого я себе не могу позволить. Как ты верно заметила, у меня на пальце нет кольца.
— Ты маленькая дурочка, Меган.
Мать не скрывала своего недовольства.
— Почему ты так на меня злишься? — спросила Меган.
— Потому что ты калечишь свою жизнь!
— Неужели? А, может быть, тебя бесит, что ты станешь бабушкой? Потому что это будет неопровержимым доказательством того, что ты уже вышла из возраста цветущей юности?
— О, не говори глупостей!
— Прошу тебя, мам, не злись на меня! Я не хочу, чтобы ты злилась. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Счастлива? Дочь ведет себя, как последняя торговка, и я должна быть счастлива?
— Я хочу, чтобы ты тоже полюбила этого ребенка. И была счастлива.
— Уходи, — твердо сказала Оливия. — Если хочешь, чтобы я была счастлива, уходи отсюда.
И Меган ушла, и впервые все трудности ее нового положения предстали перед ней со всей очевидностью. Например, где этот безымянный, еще невообразимый малыш будет спать? В ее крошечной квартирке так мало места! А если музыка, которую постоянно заводит сосед снизу, будет его беспокоить, что тогда? И как в реальности сложатся обстоятельства, когда она выйдет на работу? А вдруг Джессика не сможет каждый день присматривать за ребенком (Каждый день! Словно это ее работа!). И во что превратятся ее ночи, когда у нее под боком будет спать — или кричать — ребенок?
А затем Меган прошла свое первое сканирование, и хотя сомнения и темные мысли не исчезли, но какой-то голос в ее голове шептал, что она приняла правильное решение.
После того как Меган решила сохранить ребенка, Кэт тоже изменилась.
Рори никак не мог этого понять, но вдруг женщина стала вести себя так, словно его операция оказала на ее жизнь огромное влияние.
Малюсенькая операция, по существу надрез, иссечение протоков спермы. В прошлом ее это совершенно не волновало, потому что она не собиралась иметь детей. Но, видит бог! Он ведь тоже не хотел иметь детей! И операция дала ему необходимое облегчение. А потом Меган аннулировала свою запись на аборт, и все вокруг изменилось.
Впрочем, вполне возможно, что дело не только в Меган, но и в его бывшей жене Эли. Однажды Эли появилась в его квартире с пятилетней Сэди на руках и потребовала от Джейка, чтобы тот вернулся домой.
Нельзя не отдать должное внешности Эли: она была очень красивой. Рори признавал это, хотя их любовь давным-давно умерла и была погребена под толщей лет. Миниатюрная, со светлыми волосами, Эли умела извлечь из своей внешности максимум преимуществ, и поэтому в своем возрасте выглядела хорошенькой без лишней вычурности. Вокруг нее распространялась аура спокойствия, энергичности и уверенности в себе, так что Джейк в ее присутствии казался абсолютным рохлей. По приказу матери он начал покорно собирать вещи и грузить их в ее внедорожник — очень удобный, словно предназначенный для того, чтобы возить Сэди в балетную школу.
— Мама, а почему Джейк-Джейк здесь живет? — спросила Сэди.
— Дорогая, он немного пообщался со своим отцом, — ответила Эли. — А теперь ему пора возвращаться домой.
— Пусть приезжает в любое время, — сказал Рори, хлопнув сына по плечу.
Скованный по рукам и ногам подростковой застенчивостью, Джейк поспешно собирал со стола разбросанные на нем диски, стараясь не встречаться взглядом с отцом.
— Только пусть в следующий раз оставит свои самокрутки дома, — спокойно вмешалась в разговор Кэт.
Рори и Эли удивленно уставились на нее.
— Мама! — воскликнула Сэди.
Кэт знала, что, подав голос, совершит ошибку. Но ничего не могла с собой поделать. Она решила, что уж ей-то не имеет смысла притворяться, будто присутствие Джейка доставляет всем сплошную радость.
— Что ты имеешь в виду? — грозно спросила Эли.
— Я имею в виду, что Джейк слишком молод, чтобы употреблять наркотики, — ответила Кэт.
— Кэт, — предупредительным тоном сказал Рори.
— Как ты смеешь? — Эли перестала сдерживаться. — Как ты смеешь совать нос не в свое дело?
— Извини. — Кэт решила немного сбавить обороты. — Просто мне показалось, что вы позволяете Джейку слишком многое.
— Мам, я готов, — пискнул Джейк.
Сэди радостно улыбнулась своему сводному брату и взяла его за руку.
— Джейк-Джейк, — пролепетала она.
— Мой сын живет в тяжелых эмоциональных условиях, — дрожа от волнения, продолжала Эли. — Но от таких, как ты, я не жду понимания.
— Таких, как я?
Эли слегка усмехнулась.
— Таких, как ты, у которых никогда не было своей семьи.
— У меня есть семья, — возразила Кэт, стараясь не терять самообладания. — Да, у меня нет детей, это правда. Но не смей говорить мне, что у меня нет семьи.
А потом они ушли, и Рори попытался сгладить конфликт. Но было уже слишком поздно. Кэт пришла в ярость: во-первых, она злилась на Рори, за то, что он позволил своей бывшей жене так с ней обращаться. Во-вторых, на Джейка, за то, что он так грубо ворвался в их жизнь. И, в-третьих, на Эли, за то, что она оказалась такой бессердечной, эгоистичной сволочью. Но было и еще нечто, чего она не могла выразить словами. Кажется, это имело отношение к существующим в ее жизни ограничениям. А она не хотела иметь в жизни ограничений. Она хотела, чтобы все двери были перед ней открыты, и чтобы она всегда имела право выбора.
