— Кэт.
— Знаю, знаю.
— Кэт, у меня не может быть детей. Ты же знаешь об этом.
— Ничего страшного. Я тут говорила с Меган. Она ведь врач, не так ли?
— Да.
— Так вот, она говорит, что операцию можно сделать заново. То есть провести вазектомию наоборот.
— Чтобы все вернулось на круги своя?
— Не совсем. Просто вместо того, чтобы резать… как это у вас называется? Трубы?
— Протоки. Спермопротоки. Кажется, так.
— Вместо того, чтобы резать протоки, они их сшивают.
Это заблуждение. Непростительное заблуждение. Единственное, к чему могла привести подобная операция, — это к новым разочарованиям и боли. Лучше не оглядываться назад. Да и поздно уже.
— А известно ли тебе, каковы шансы на то, что операция сработает?
— Я понимаю, что это как стрелять вслепую. Меган мне говорила. Я знаю, когда тебе делали эту операцию, тебя предупреждали, что она необратима.
— Именно. Ты считаешь, я сам не задумывался об этом? Не размышлял над тем, чтобы все вернуть обратно? И снова попытаться родить ребенка?
«Исключительно ради тебя, — думал он. — Исключительно, чтобы сделать тебя счастливой».
— Но такое случается сплошь и рядом, Рори. Мужчины делают обратную вазектомию и снова оплодотворяют женщин. Точно так же, как кто-то выигрывает в лотерею.
— А ты знаешь, каковы шансы выиграть в лотерею?
— Я еще раз тебе повторяю: да, это как выстрел вслепую. Но в то же время кто-то постоянно выигрывает в лотерею. А ты, мне кажется, станешь замечательным отцом. Сильным, благородным, остроумным. Да что говорить: ты уже стал замечательным отцом.
— Но я устал. Почему ты не хочешь этого понять? Я уже выложился до конца. Даже если бы все вернулось на круги своя, в чем я сильно сомневаюсь. Я уже все это проходил: бессонные ночи, грязные пеленки, вплоть до куска дерьма в ящике с бельем!
— Но ребенок придаст тебе сил. Он вернет тебе молодость. Он станет для тебя стимулом в жизни.
Ее желание иметь ребенка было беспредельным. И, что самое главное, она хотела родить ребенка именно от него. Ни от какого другого мужчины.
Наступил момент неустойчивого равновесия, когда он мог встать, одеться и уйти домой. Или обнять ее и прижать как можно крепче к себе. Он обнял ее и прижал как можно крепче к себе, и она поцеловала его в губы.
— Мне так тебя не хватало! — признался он. — Я так истосковался по всему, что с тобой связано!
— А я всегда считала, что девочка учится быть матерью от своей собственной матери. Но оказалось, что это неправда. Глядя на Меган и Поппи, я теперь точно могу это сказать. Только собственный ребенок учит женщину быть матерью.
Рори набросился на нее — его обуревала ненасытная жажда, ему хотелось восстановить в памяти все изгибы ее тела и завладеть им окончательно и навеки.
— Ведь ты же тоже этого хочешь? — прошептала она. — Ты ведь хочешь иметь семью и ребенка? Значит, мы оба хотим одного и того же?
Но ему некогда было отвечать на вопросы Кэт — Рори был поглощен поцелуями, — и потому они остались без ответа.
Поппи провела в инкубаторе три недели, а потом ее выписали из больницы. Она так долго прожила в отделении интенсивной терапии, что некоторые медсестры плакали, когда расставались с девочкой.
«Им кажется, что это их собственное дитя, — думала Меган. — И в некотором смысле они правы. Они кормили ее, одевали, беспокоились о ее здоровье. Они следили за ее дыханием и посадили к ней в инкубатор плюшевую обезьянку. Именно они спешили утешить малышку, когда она плакала по ночам».
Конечно, Меган тоже к ней заходила, и именно Меган выдаивала из себя мизерные порции молока, но к губам малышки это молоко подносили именно медсестры из отделения интенсивной терапии. Потому что они-то не были измучены ее рождением до полусмерти.
Сама Меган пролежала в больнице всего неделю и покинула ее с таким чувством, словно ее сперва разрезали пополам, а потом кое-как сшили заново. Каждый день она приходила в больницу и сидела с дочерью. И чувствовала себя при этом еще большей неудачницей, чем прежде. И на работу она не могла выйти, и за своей дочерью не могла ухаживать. «Я и не мать, и не врач, — с горечью думала она. — Я вообще никто. Лауфорд и другие принимают моих пациентов, а медсестры в больнице присматривают за моим ребенком».
Но теперь все будет иначе. Теперь она, наконец, отвезет свою дочь домой и останется с ней один на один. Медсестры бережно завернули Поппи в ее не по росту большие зимние одеяльца и вынесли из больницы.
Пока Меган пыталась сладить с ремнями безопасности на заднем сиденье «Альфы Ромео» Джессики, медсестры держали Поппи на руках. В конце концов они же помогли управиться с ремнями, и Поппи была водворена на сиденье. Меган ежилась, с ужасом думая о том, как они поедут по перегруженным улицам Лондона.
Джессика вела машину так, словно везла взрывоопасный груз, Меган переживала и дергалась. Больше всего ее раздражали воинственные мотоциклисты, которые с ревом проносились мимо или маневрировали у них едва ли не под самым бампером, и еще владельцы громадных «БМВ» и фургонов, которые считали, что правила написаны не для них и они не обязаны считаться с прочими участниками дорожного движения. Поппи всю дорогу проспала.
Кирк ждал их у дома.
— Что он здесь делает? — прошипела Меган. — Он что, собирается торчать здесь каждый день? Взял себе моду появляться без предупреждения!
— Меган! — попыталась образумить ее Джессика. — Он же отец!
Кирк жадно всматривался в окно автомобиля, и при виде Поппи его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Не набрасывайся на него, как тигрица, — продолжала Джессика. — Он без ума от Поппи. Не отнимай у него дочь.
Потом Джессике с Меган пришлось повозиться с ремнями, но тут помог Кирк, который быстро освободил детскую колыбельку от удерживающих ее пут. Меган отнесла спящую дочь наверх, на последний этаж, в полную силу ощутив все шумы этого дома: вечно матерящийся сосед на первом этаже, нескончаемый тяжелый рок на втором, визгливая семейная пара на третьем и так далее. Все эти звуки вдруг предстали перед Меган в новом, устрашающем свете.
«Как я могла привезти ребенка в такое место?» — подумала она. Ей стало стыдно. По пятам за ней следовали Кирк с Джессикой. И снова в ней поднялось это сокрушительное чувство полной беспомощности и никчемности. Она привыкла всегда быть на высоте, но теперь ей казалось, что жизнь одерживает над ней верх.
Меган положила все еще спящую Поппи в кроватку. Джессика поцеловала свой палец, а затем приложила его к крошечному лобику девочки.
— Примите мои поздравления, — прерывающимся от волнения голосом сказала она. — Вы оба. Она восхитительна! Теперь у вас есть маленькое сокровище!
