А потом сестра ушла.
Некоторое время они смотрели на спящего ребенка, и Меган непроизвольно улыбнулась. Малышка, казалось, чувствовала себя как дома. Три недели от роду, весом с маленькую рыбку, и тем не менее у нее был такой вид, словно она здесь полноправная хозяйка! Меган с Кирком на цыпочках вышли из комнаты.
— Ничего, что я пришел без звонка? — спросил он. — Я звонил в больницу. Там мне сказали, что Поппи сегодня выписывают.
— Ничего, — ответила Меган. — Только в будущем все-таки звони.
— Хорошо.
Она слабо улыбнулась.
— Я имею в виду, не надо вести себя так, будто мы женаты и все такое прочее.
— Хорошо, но ты тоже должна меня понять.
— Что я должна понять?
— Я хочу участвовать в жизни ребенка. Я хочу поддерживать вас всем, чем смогу. И, кроме того… я ее люблю. Это самое главное. Я люблю нашу дочь. Она классная. Она бесподобная! Настоящий маленький боец. Она так хорошо со всем справилась. Вы обе просто молодцы.
— Забавно, не правда ли? Можно любить ребенка, совершенно его не зная. Со взрослыми такого не случается. Невозможно любить кого-то, не зная его. Даже чтобы ему просто симпатизировать, нужно его для начала узнать.
— Ты ведь о нас говоришь, да? — Кирк улыбнулся. — Ты хочешь сказать, что ты меня совершенно не знаешь?
Он заглянул в ее бесстрастное лицо. «До чего же мы далеки друг от друга!» — подумал он. До чего же далеки от нас все женщины, с которыми мы когда-то были близки. Нет на свете более незнакомых друг другу людей, чем бывшие любовники. «Но кое-чего Меган не понимает, — думал он. — Между нами еще не все кончено».
— Ну что ж, наверное, пришло время узнать меня получше, — продолжал он.
— Зачем?
— Затем, что у нас есть ребенок, а ты совершенно одна.
Меган бросила на него злобный взгляд.
— Я не одна, парень. Не смей говорить мне такое. Я не нуждаюсь в жалости какого-то официанта. У меня есть сестры и Поппи. Я не одна! И с тобой я уже вполне знакома, с этаким стареющим серфингистом, которому захотелось поиграть в счастливую семейную жизнь, потому что всем остальным он сыт по горло.
— Я не серфингист. Я ныряльщик. А кроме того… ты что, думаешь, тебя трудно разгадать?
Меган недоверчиво фыркнула. Каков наглец!
— Что ж, попробуй!
Кирк скрестил на груди руки и измерил ее взглядом с ног до головы.
— Ты самый младший ребенок в семье, избалованный ребенок. В школе ты хорошо успевала, с легкостью сдала все экзамены. Но потом первый же серьезный бойфренд разбил маленькой принцессе сердце.
— А потом она встретила парня на вечеринке, — продолжила она. — И быстренько с ним перепихнулась.
— А потом она встретила одного парня на вечеринке. Переспала с ним. Потому что он очень милый.
— Заблуждаешься. Просто он оказался в нужное время в нужном месте.
— Может быть. А, может, в нем просто было немного больше жизни, чем во всех этих занудах из медицинского колледжа.
— Ты их совсем не знаешь!
— А девять месяцев спустя… Или только восемь месяцев, кажется? Она превратилась в мать-одиночку из Хокни. И — теперь догадайтесь сами! — маленькая принцесса вдруг обнаружила, что все это для нее слишком. Что груз навалившихся проблем ей не по плечу.
— О, иди к черту!
— Сама иди!
Тут из соседней комнаты раздалось странное, настойчивое мяуканье. Что-то кошачье и очень тихое, как отдаленный звук гудящей пилы.
Меган с Кирком посмотрели друг на друга. А потом вдруг поняли, что это плачет их дочь.
— Ребенок делает человека мягче, добрее, — сказал Майкл Джессике. Они вместе наблюдали за тем, как Хлоя ковыляет через комнату, похожая на маленького алкоголика. — Ты вдруг понимаешь, что просто не имеешь права умереть! Ты должен быть здесь, рядом с этим маленьким существом, которое сам же и породил. И в то же время ничто так не приближает тебя к смерти, как ребенок. Будущее принадлежит ему, а не тебе. И ты понимаешь — впервые в жизни понимаешь, что тебе отпущено на земле весьма ограниченное время. И тогда жизнь берет тебя в заложники. С одной стороны, ты не можешь умереть, а с другой, ты прекрасно понимаешь, что умрешь.
Хлоя была одета в трусики и майку. В кулачке она сжимала ободранную и заляпанную видеокассету. Она вставила ее в портативный плеер, стоящий на диване, и тут же на экране появился огромный красный автобус по кличке Бип, который ехал по зеленым горам и помигивал фарами, и при этом смеялся каким-то дурацким, заливистым смехом. Заиграла музыка, старая детская песенка под названием «Колеса автобуса». Хлоя начала раскачиваться из стороны в сторону.
И Джессика подумала: «Таково разделение этого мира. Грань проходит не между бедными и богатыми, не между молодыми и старыми, а между теми, кто имеет детей, и теми, кто их не имеет».
— Смотри, они танцуют раньше, чем начинают ходить! — сказал Майкл, удивленно качая головой. — Даже раньше, чем начинают ползать. До чего же странно, тебе не кажется? Танец — один из основополагающих человеческих инстинктов. Такой же основополагающий, как еда и сон. У нас врожденное желание танцевать.
Было время, когда Джессика не могла выносить присутствия Майкла. Сама мысль о том, что он так дурно поступил с Наоко, что посмел рисковать счастьем Хлои, приводила ее в бешенство. Но где-то в глубине души она очень быстро простила деверя, хотя и понимала, что не ее это дело — прощать его или нет.
Джессика простила его не потому, что, как она знала, он всегда ей симпатизировал. И не потому, что он изо всех сил старался наладить отношения с Наоко. И даже не потому, что он обладал своеобразным шармом, который в присутствии Джессики включал на полную мощность. Нет, Джессика простила Майклу все его грехи за то, что он любил свою дочь. Мужчина, который так любит своего ребенка, не такой уж и плохой, вам не кажется?
В комнату вошли Паоло и Наоко с подносами в руках. На подносах стояли крошечные кофейные чашки и тарелки с итальянскими бисквитами, которые так любили братья.
— Чем это пахнет? — поморщившись, спросил Паоло.
Все посмотрели на Хлою. Девочка стояла, держась за диван, в полном неведении относительно своего проступка, и продолжала покачиваться в ритме песенки «Колеса автобуса». Вот она подняла вверх ножку, и сквозь трусики и памперс немедленно полилась желтоватая струя. Четверо взрослых — Майкл, Наоко, Паоло и Джессика — дружно рассмеялись.
— Очень забавный ребенок, — сказал Майкл, подхватывая на руки Хлою и запечатлевая на ее бесстрастном личике поцелуй. Она продолжала, не отрываясь, смотреть на экран. — В высшей степени забавный ребенок.
Вечером, собравшись ехать домой, Джессика и Паоло некоторое время сидели в машине и молчали. Он ждал, когда она подберет нужные слова. Потом она сказала:
