– Что странно? – не понял прораб.
– Странно, что не можете поручиться. Мне показалось, что вы относитесь к Ремезову с большой симпатией и готовы защищать его.
– Ну, тут за самого себя трудно поручиться, – нахмурился прораб и опустил голову. – В наше время я не знаю, кто кому верить станет.
– А времена всегда одинаковые. Дело, мне кажется, не во временах, а в людях.
– Да ладно, ладно! – Прораб нахмурился еще больше. – Понял я вас. Думаете, что своя рубашка ближе к телу и все такое прочее? Если хотите откровенно, то скажу. Не верю я, что Васька Ремезов снова пойдет на преступление. Завязал он навсегда и очень серьезно. Он мне говорил, я глаза его видел.
– Вот за это спасибо. – Гуров улыбнулся и протянул прорабу руку.
* * *
Крячко увидел в кабинете сидевшего на своем любимом диване Гурова и замер у порога:
– Ты чего, Лева?
– Тебя жду, – отозвался сыщик и с неохотой поднялся с дивана. – А ты слишком рано пришел. Не дал насладиться раздумьями.
– Вся ночь впереди. А что за мысли тебя одолевают, сомнения какие или так просто?
– Знаешь, Станислав, иногда вот накатывает одна мысль, что мы будем делать, если эти пятеро окажутся не при делах, а преступления, которые мы пытаемся примерить к матерым и злобным уголовникам, совершил милый, симпатичный парень как раз из коммерческих соображений? Ты не боишься потерять веру в современную молодежь и будущее страны? Ведь это же страшно, что уголовники его не совершили, а парень совершил.
– Ну-ну, – не очень весело засмеялся Крячко. – Уверяю тебя, что совершили эти преступления как раз злобные уголовники. А ты что, про Никифорова узнал что-то интересное?
– Узнал. Наш старый знакомый прохиндей Олег Никифоров не шел в ногу со временем и научно-техническим прогрессом. Видишь, как много значит в жизни образование. Оно не мешает в любой профессии, даже в профессии вора. Ты не поверишь, но, обворовывая год за годом богатые офисы и обходя всякие современные электронные средства безопасности, он как раз на них и попался. Я разговаривал с опером, который им занимался, и у меня создалось впечатление, что, сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. Научно-технический прогресс движется вперед быстрее, чем за ним успевают полуграмотные воры. Короче, он второй раз загремел на нары уже с рецидивом. Что из Якутии на него прислали?
– Оперативный отдел характеризует его не очень хорошо. Представь только, его сравнивают со злобным хорьком. Вроде блатные его уважают, а все равно отношения не складываются. Слишком этот парень любит себя и ненавидит всех остальных. Там целый набор фотографий прислали, так что есть с чем сравнивать. Скажу честно, если бы Никифоров был на свободе, ни секунды бы не сомневался, что все эти убийства – его рук дело. Но он сидит, и очень далеко отсюда, и сидеть ему еще… много.
– Связь с волей поддерживает? Дружки, родственники?
– Нет, замкнулся. Они его там разрабатывали, думали, что он малявы получает, так нет, нет у него связи с внешним миром. У меня тоже, честно говоря, появлялась мыслишка, что эти преступления – его рук дело, но только не сам он ими занимался, конечно, а через дружков своих. Но, похоже, что он тут ни при чем.
– Да? Ладно, оставим Никифорова пока на скамейке запасных. Не очень я верю этой публике, и его карту в колоду пока убирать рано.
Глава 6
Крячко положил перед Гуровым на стол еще один лист бумаги.
– Это выписка. Прислали из колонии, где Горобец отбывал срок. Рак ему поставили, поэтому, сделав исключение, и выпустили по УДО. А это свидетельство о смерти. Могилу я тоже видел, хотел взять выписку из регистрационной книги на кладбище, но начальника не было, и я решил, что ты поверишь мне на слово.
– Поверю, – задумчиво ответил Гуров, не отреагировав на шутку Крячко. – Вышел из колонии и через два месяца все же умер. Вот опять у меня возникает ощущение, что огромный объем работы, который мы проделали, уходит как песок сквозь пальцы. А ведь Горобец, Михно и Магомедов больше всех подходили по фигуре и форме лица под того «друга» Левкина, с которым он приходил на квест в день своей смерти.
– Да, Горобец умер полгода назад. А Магомедов пропал без вести десять лет назад.
– Не верится мне что-то. Ты же помнишь Магомедова, он скользкий был, как уж намыленный. Сколько раз выворачивался, сколько раз его считали умершим, а он снова появлялся, терял дружков, а сам уходил. Я хорошо помню, как среди блатных слушок пошел, что Магомедов специально подставляет подельников, чтобы самому уйти. У него якобы стиль такой. И с ним уже никто не хотел идти на дело.
– Кстати, его в конце концов свои же дружки и бросили в последний раз, когда засыпались с грабежом в Марфине. Его гнали несколько часов зимой. Он вышел на лед на Пестовском водохранилище, решил оторваться от машин оперативников и провалился. Пока ребята подоспели, его уже затянуло под лед. Тело, кстати, так и не нашли. Ни весной, ни позже. Так что в известном смысле Магомедов снова ушел, только теперь навечно.
– А ты уверен, Станислав? Ты рапорта оперативников читал, сам с кем-то из тех, кто его гнал в тот день, разговаривал? Знаешь, разыщи кого-нибудь, пообщайся. Точно Магомедов утонул или сомнения остались? Горобец хоть тело оставил, вскрытие делали, а от Магомедова ничего не осталось. Смущает это меня, учитывая, каким был Магомедов.
– Хорошо, – кивнул Крячко. – Я проверю все как можно точнее.
Гуров посмотрел на часы. На сегодня оставалось последнее важное дело – съездить в Горенки недалеко от Балашихи, где, по полученным сведениям, сейчас жил Михно. Спустившись во двор и сев в служебную машину с водителем, он вспомнил, что так и не позвонил сегодня Маше. Но при водителе вдруг общаться с ней не хотелось, и Лев решил отложить разговор до вечера. Маша все равно не ляжет спать, пока не дождется его звонка. Это он знал точно.
– Здравия желаю, Лев Иванович! – повернулся к нему водитель Сашка Артемьев.
– Здорово, Сашка! – поздоровался с ним Лев.
Артемьев был парнем общительным и открытым. Светлые непослушные волосы все время падали ему на лоб, и он их убирал одним ловким движением. Сашка весь был какой-то большой и светлый. И глаза, и кожа, и рубашки носил всегда светлые, и улыбка у него была простая и открытая. А еще Сашка всегда знал, помолчать или, наоборот, занять шефа ненавязчивым и необременительным разговором. При всем при этом он был хорошим полицейским, и Гуров знал несколько случаев, когда Сашка умудрялся задерживать преступников, помогая оперативникам, а однажды отразил нападение каких-то олухов, решивших ограбить кассира, выходившего из банка с деньгами.
– Куда едем, Лев Иванович?
– В Горенки. Это возле Балашихи, если ехать по Объездному шоссе.
– Ага, знаю, – улыбнулся Сашка и завел машину.
Проскочив по Садовому до Кожевнической, он ушел вправо, зная, что свободные дороги в это время суток будут как раз здесь. По Новоспасскому мосту они перелетели Москву-реку, потом по пустому Рогожскому Валу выехали к шоссе Энтузиастов. Еще не вечерело, но в воздухе уже пахло свежестью. Тянуло влагой и зеленью из Измайловского парка. Трехполосное шоссе было практически пустым, и Сашка гнал машину со скоростью под 90 километров. Гуров не возражал. Времени было в обрез, постоянно приходилось работать в условиях жесткого цейтнота. Дважды попадались наряды ДПС, и оба раза, увидев номера МВД, постовые отдавали честь, пропуская «Сонату».
