Если бы я только знал, насколько близок к истине, как скоро мне предстоит убедиться в правильности моих предположений!
На другой день поутру меня нашел сам воевода Доброгаст.
— Князь-старейшина повелел мне найти тебя, Тополь-лютич, — сразу заговорил он. — Ему с утра нездоровится — видать, до лета не дотянет… Но он приказал, чтобы я расспросил тебя о том городе, где ты виделся с Рюриком Годославичем, внуком его. Днями туда уйдут лучшие наши мужи звать нового князя на Русь. Ты волен отправиться с нами и проводить до города либо поведать мне дорогу туда.
Меньше всего на свете я хотел встречаться с Рюриком, опасаясь, что он вспомнит меня. Кроме того, во мне вдруг проснулась надежда: а что, если Гостомысл ошибся и это не тот Рюрик? Ведь если я указал ему на чужого по крови ярла, это выяснится в конце пути, и тогда мне придется несладко.
Я выбрал второе и как мог подробнее описал боярину Доброгасту путь до Рюрика.
В тот же день, отпросившись, я покинул Новый Город.
Выехав за ворота, я приостановился. Передо мной лежал путь домой — в Дикие Леса в землях, которые никогда не будут открыты для простых смертных, в землях, где живут боги и те, кто им служит.
Местность плавно понижалась к устью реки Волхов — как я помнил из рассказов Ворона, назвали ее по имени старшего сына первого князя этих земель Славена, Волха Славеновича. Он основал было здесь городец, в который ныне переселился старейшина Гостомысл, и, обновив его, стал звать Новым Городом. Был Волх Славенович колдуном и оборотнем, перекидывался огромным чешуйчатым змеем, залегал на дне Волхова и караулил лодьи с товарами. Люди откупались, бросая в воду когда часть добра, а когда и человека. Чтобы умилостивить вечно недовольного бога, жители городца построили в устье на полуострове святилище богу Коркоделу, где приносили ему жертвы. Но прошло время — и уже при правнуке его внуков, Буривое, отце Гостомысла, в святилище поселился новый бог. Я имени его не знал тогда — а жаль! Кто же ведал, что все может круто перемениться!..
Но тогда я просто ехал торной дорогой от пристани-торжища Нового Города к встающему впереди лесу, постепенно удаляясь от берега Ильмень-озера. Я еще видел полуостров и смутно различал на его перешейке частокол капища, мог разглядеть и еще один городец на берегу озера. Вокруг них лес отступал, оставляя по себе пятна пастбищ и пашен. А впереди меня ждала чаща, к которой я успел привыкнуть.
Случилось все внезапно.
Мой конь, жеребец Лесных Всадников, привычный чуять опасность и сам решать, как поступить, вдруг подобрался, всхрапывая и порываясь с места рвануться в бешеный скок. Любой лесовик на моем месте тут же доверился бы коню и, припав к гриве, умчался в леса, но я все еще оставался в душе немного викингом и помнил, что только трус без оглядки бегает от врагов. Силой смирив пляшущего коня, я обернулся, желая узнать, кто скачет за мной.
Лес, под крону которого я как раз въехал, тут еще был редок, и я сразу заметил нескольких всадников, что неслись на меня во весь опор, постепенно окружая. В них можно было признать княжеских кметей, и я приостановился, уверенный, что это ближний боярин старейшины Гостомысла Доброгаст послал за мной людей.
Это была моя ошибка, и она оказалась роковой. Всадники приблизились настолько, что я узнал одного из них — и почувствовал страх.
Прямо на меня скакал необъятный в плечах боярин Твердята, ближний человек князя Будимира.
В следующий миг я уже летел по лесу, припадая к гриве коня и отчаянно погоняя его. Ладожский князь нашел меня — и я должен поплатиться за попытку помешать ему.
Конь мой мчался так, словно смерть грозила именно ему, но я сам помешал спасти меня, по неведению подпустив княжьих кметей ближе, чем следовало. Конные окружали меня, постепенно сжимая кольцо. Спасения не было.
И тогда я осадил коня и обнажил Меч Локи, одновременно перекинув щит со спины на грудь. Жеребец подо мной завертелся, скалясь.
Я был готов сражаться — и не оставалось сомнений, что первого, кто сунется, настигнет смерть. Всадники придержали коней, выжидая. Я заметил, как двое-трое из них достают свернутые у седла волосяные арканы, которыми ловят коней, и понял, что меня хотят взять живым, не давая мне боя.
Я успел послать коня вперед, атакуя, чтобы у кметей не было возможности метнуть арканы, но чуть опоздал. Сразу две петли упали мне на плечи, а третья — на шею моего жеребца. Всадники ударили пятками коней, разворачиваясь, и меня вырвало из седла и бросило на землю…
Пришел я в себя ненадолго уже в плену. Связанный, я лежал на земле, а надо мною стоял ладожский князь Будимир. В руках он держал мой меч и, рассматривая его со всех сторон, любовно, точно лаская женщину, гладил тускло поблескивающее лезвие.
Разум во мне помутился от ревности. Рванувшись всем телом, я приподнялся, и князь Будимир отступил назад.
— Это не простой меч, — сказал он, проводя ладонью по его боку и поворачивая так, что руны стали ясно заметны. — О таких бают наши сказители… Их появление всегда бывает отмечено знамениями… Не так ли?
— Отдай, — молвил я.
Князь улыбнулся. Поудобнее перехватив Меч Локи, несколько раз взмахнул им, примеряясь. Нужно ли говорить, что меч сидел в его руке как влитой!..
— Это оружие словно создано для меня! — пояснил он. — И мне было предсказано, что оно окажется в моих руках, верша справедливую месть.
— Не гневи богов, князь Будимир, — попробовал усовестить его я. — Не для тебя и не для меня сей меч назначен…
— А для кого? — последовал короткий, быстрый выпад, и холодное лезвие коснулось моей шеи. — Для кого ты бережешь его?.. Моему сопернику?
Если бы это зависело только от меня, я бы поведал ему про Рагнарёк, Последнюю Битву меж богами Света и Тьмы, про вековечную распрю и орудие мести, ждущее своего часа. Меч наконец-то получил свободу, значит, День Гнева не за горами. От хранителя требуется только одно — не дать ему исчезнуть снова, сберечь до срока и отдать Тем, кто придет за ним…
— Ну а что ты делал у старика? — спросил Будимир. — Ежели откроешь все начистоту, подарю жизнь! Слово князя!
Как все было просто! Назвать имя Рюрика, открыть, что его задумал позвать старейшина Гостомысл Буривоевич на княжение, поведать потом, как и где его сыскать, и не только обрести свободу, но и остановить князя-иноземца, может быть, даже спасти Гардарику-Русь от злой доли!.. Но как узнать, что большее зло — человек, держащий меня в плену и замышляющий ни больше ни меньше как убийство своих сородичей, или неведомый бодричский конунг, с которым у меня когда-то были свои счеты? И за кого из них стоят боги? Кто им ближе? А может, хотят они, чтобы эти двое уничтожили друг друга ради кого-то третьего, мне не ведомого? Может, избран богами тот же Вадим Храбрый из Белозерска и Светлые хотят избавить его от соперников?
О, я мог бы много чего рассказать ладожскому князю, только все это не предназначалось для его ушей. И Будимир понял мое молчание по-своему.
