— Старайся не спать и не ложиться, — наклонившись к окошку, заговорила Роса. — А не то замерзнешь!.. Ты еще так слаб!.. А в шкуру завернись — все-таки сбережешь тепло!.. Хлеб съешь сейчас, не береги — я позже забегу, еще принесу. Тебе тепло нужно… Жаль, сбитень не передать — уж больно высоко для тебя!
Рядом с Росой на снегу стоял горшок, от которого валил пар. Землянка была вырыта с расчетом на высокого мужчину, который мог выпрямиться в ней и даже поднять над головой руки. Волчонок же макушкой еле доставал вожаку до груди — он не мог дотянуться до окошка, а если и дотянется, то наверняка разольет варево.
Он, видимо, что-то сказал, потому что Роса замахала руками:
— Не благодари! Я ведь просто… Ты же только встал — и снова застудиться можешь… — Ей ответили. Она покачала головой: — Не думай про него плохо! Он добрый, просто ему трудно… Вожак одинок, может быть, больше, чем ты!.. За ним вся стая!.. Ты верь в лучшее, верь… Даже если выгонят — все равно несколько дней отлежишься у меня, поправишься совсем… А там весна… Все будет хорошо!
Чрево мешало ей протянуть узнику руку, и она гладила землю и снег около окошка.
— Я пойду? — как-то робко произнесла она скоро. — Ты пережди — я вернусь попозже!.. Придумаю что-нибудь!
Не зная, как поступить с принесенным сбитнем, она все же подняла горшок и, прижимая его к животу, пошла с капища.
Тополь взял ее за локоть, когда Роса переступила порог:
— Что ты здесь делала?
От неожиданности она вскрикнула и чуть не выронила горшок. Но тут же справилась с собой — Роса была лесовичкой, привыкшей смотреть в лицо мужчинам и, если надо, готовой заменить их в ратном деле или мирных трудах.
— Сам должен знать! — воскликнула она. — Сам меня звал, чтоб его на ноги поставила!.. Сам заходил мало не каждый день проведать — должен знать, что он весь хворый сюда пришел! Нашел куда засадить! Он же там так застудится — до вешней воды не оправится! Кого завтра судить будешь? Больного!
В глазах у Росы стояли слезы. Тополь держал ее за плечи, и она не вырывалась.
— Что ты принесла ему? — спросил он наконец.
— Шкуру медвежью — пусть укроется, — стихнув, ответила женщина, — хлеба да вот сбитень наскоро сварила… Да он не дотягивается — маленький еще!.. А что? — вновь вспыхнула она. — Если он не в стае, так его уже и загубить можно? Сколько он у меня жил? Иной давно бы в стае своим стал, а на него все ополчились, как назло!.. Что вы за люди-то такие!..
Не выдержав, она разрыдалась, кусая себе руку, чтобы хоть как-то сдержаться.
Не став утешать плачущую, Тополь молча забрал у нее горшок и шагнул через порог на капище.
Деревянный Перун следил за ним спокойным строгим взглядом. Стараясь не глядеть на грозного бога и лишь мысленно испросив у него прощения за то, что его покой и уединение нарушила женщина, да еще и ждущая дитя, Тополь прошел к землянке и склонился над окошком. В темноте нельзя было разглядеть ничего внутри.
— Волчонок, — позвал он.
Ответом была тишина.
— Не бойся — отзовись!
— Я тут, — наконец послышалось снизу.
Припав к снегу, Тополь наконец смог различить его бледное лицо. Он уже вытер кровь из разбитого носа и губ, и на щеках остались грязные разводы, слегка размытые подозрительными влажными дорожками. Завернутый в дареную Росой шкуру, — запоздало подумалось, что ее муж должен вечером хватиться пропажи, — он походил на пойманного зверька. Тополь некстати вспомнил, как этот зверек три седмицы назад прижимался доверчиво к его боку, и понял, что не прийти сюда он не мог.
— Постой, я сейчас!
Окошко было слишком узким, чтобы в него можно было двумя руками просунуть горячий горшок. Утвердив его на своей шапке, чтобы не остыл, Тополь достал нож и стал расширять отверстие, отбрасывая в сторону ошметки земли и щепки.
Наконец оно расширилось настолько, что вожак легко просунул в него горшок. Руки ушли мало не по плечи, но Волчонок со своей стороны дотянулся и принял его. На миг их пальцы соприкоснулись — и оба отдернули руки, едва не расплескав теплое варево.
Выпрямившись, Тополь тщательно отер ладони о снег. Он знал, что Недоносок смотрит сейчас на окошко, и буркнул, вставая:
— Пожди до завтра.
Роса встретила его у порога — сообразила наконец, что ей нельзя было заходить внутрь. Слезы у нее уже высыхали, и она бросилась к вожаку с улыбкой.
— Спасибо!.. Я люблю тебя! — выпалила она и, дотянувшись, коснулась губами его щеки.
Тополь не успел ни обнять, ни оттолкнуть женщину — в следующий миг она отпрянула сама и с удивительным для ее положения проворством убежала прочь.
Совет стаи собрался следующим полднем — никто не хотел дольше тянуть с решением. Из просторной дружинной трапезной вынесли столы, оставили только скамьи вдоль стен да развешанные вокруг мечи, секиры и щиты — знаки воинской доблести собравшихся здесь. Сошлись все — полноправные кмети и молодшие, отроки, еще не готовые надеть воинский пояс, и щенята. Пришли даже женщины. Те, что погорластее, проталкивались вперед, более тихие жались у дверей.
Тополь сидел у каменной печи, по-хозяйски положив руку на нагретые камни. Обнаженный меч — он единственный из лесовиков мог прийти сюда с оружием — лежал у него на коленях. Поглаживая чеканных змей на рукояти, он осматривал собравшихся. Его удивило, что в первых рядах стояла его дочь Лана с ребенком на руках. Прижимая к себе затихшего с перепугу младенца, она во все глаза смотрела на Всемила, стоявшего подле с Нежданом. У отрока все лицо покрывали синяки, правый глаз был прищурен, и он то и дело трогал вспухшую, разбитую губу и покачивал языком едва не выбитый Волчонком зуб. Долго теперь ему держаться в стороне от празднеств, и вряд ли какая девчонка захочет сегодня одарить его улыбкой!
В рядах напротив задвигалось — помогая себе локтями, вперед протиснулась Роса. За нею следом двигался Сокол — ее муж. Догнав женщину, он схватил ее за руку, что-то шепотом выговаривая, но Роса вывернулась с неженской холодной яростью и отвернулась.
Двое воинов привели Волчонка. Заморыш кутался в дареную медвежью Шкуру мало не с головой и поблескивал исподлобья горящими глазами. Поставленный в середине очищенного для него свободного пространства, он остался стоять понурившись и не шевелясь. Сокол узнал шкуру на его плечах и опять дернул Росу за локоть, привлекая внимание, но женщина снова осадила его.
По сравнению с Нежданом Волчонок казался особенно жалким — лохматый, грязный, с оставленными кровяными разводами на щеках. Разглядев «зачинщика», стая взволнованно загудела. Воины толкали друг друга локтями, кивали на Недоноска, указывали пальцами. Тот стоял втянув голову в плечи и медленно заливался краской. Если бы мог, он бы провалился сквозь землю.
Тополь молчал, слушая сдержанные голоса. Когда Волчонка поставили рядом с Нежданом, он вдруг ясно понял, что хочет сделать. Только надо было решить, как спасти мальчишку. Дав стае наговориться вдосталь, он поднял руку.
