– Если не возражаете, советник, я буду формулировать вопросы самостоятельно, без вашей помощи. А то, зная вас, вы потом счет за это пришлете. – И, не давая старику возможности ответить, продолжил: – Мистер Чернофф, вы передавали информацию разведке Новороссии либо другого иностранного государственного образования?
– Вот видите, старший инспектор – без моей помощи вы не способны правильно сформулировать вопрос. Мой клиент имеет полное право собирать и передавать любую информацию кому угодно. До тех пор, пока это не нарушает законов Родезии. Каковые, если вы вдруг не в курсе, определяют закрытый перечень сведений, разглашение которых является преступлением.
– Ваш клиент, советник, является энсином кейптаунской милиции, командиром взвода. И для него, как для военнослужащего, любое сотрудничество с другими государствами без ведома командования может послужить основанием для обвинения в государственной измене.
Там, вообще-то, есть существенное уточнение – «во время призыва на службу». Ну плюс выдача служебной информации, это уже в любое время.
Ли-старший с деланым недоумением огляделся по сторонам:
– Похоже, Альцгеймер меня таки догнал. До последней секунды я был уверен, что сижу в здании полицейского управления Кейптауна. А я, оказывается, сейчас в службе военной юстиции? Почему же вы не в форме, господин… э-э… майор?
О’Лири чуть пожевал губу перед ответом.
– Не надо паясничать, советник. В случае, если в ходе расследования нами выявлено преступление, находящееся вне нашей юрисдикции, мы обязаны передать информацию в соответствующее ведомство.
– И как? – спросил Мозес с нескрываемой издевкой. – Выявили?
– Посмотрим, мистер Ли, посмотрим… Мистер Чернофф, вы встречались с агентом разведки Новороссии Юрием Самариным?
«Млять!»
– Нет.
– Вы уверены?
– Я не встречался ни с кем, кто представился бы агентом разведки Новороссии Юрием Самариным.
Полицейский ехидно улыбнулся и достал из лежащей перед ним папки фотографию, которую и передал мне:
– Вам знаком этот человек?
Юра, кто же еще. Фотка, похоже, с ID. На погранконтроле взяли, наверное. Надеюсь, взяли только фотку, а не самого Юру.
– Да. Это Юрий, радист с «Владимира Аверьянова». Заходил несколько раз ко мне в зал.
– О чем вы говорили?
– Закон защищает право моего клиента на неприкосновенность частной жизни, старший инспектор. Он не обязан пересказывать вам все содержание своего общения с этим … как там его. Задавайте конкретный вопрос.
– Мистер Чернофф, знали ли вы, что Самарин – агент разведки Новороссии.
– Нет.
– Передавали ли вы ему какую-то информацию?
– Инспектор, любое общение подразумевает передачу информации. Просто представившись, мой клиент уже передал этому Самарину какую-то информацию о себе. Задавайте конкретный вопрос.
– Передавали ли вы Самарину военно-политическую информацию о Родезии? Или Свободной Африканской Республике, до провозглашения независимости?
– Инспектор, простой ответ на вопрос: «Как тут у вас дела?» – уже подразумевает передачу «военно-политической информации». «Разногласия с Британским Союзом, народ волнуется». Задавайте моему клиенту конкретные вопросы. Если у вас их нет – мы с удовольствием вас покинем.
– Передавали ли вы Самарину военно-политическую информацию о Родезии, добытую с использованием вашего служебного положения в милиции?
– Нет.
– Обсуждали ли вы с Самариным мистера Набтаба?
– Нет.
– Самарин ставил вам задачу устранить Набтаба?
– Инспектор, мой клиент уже ответил, что мистер Набтаб в беседах не фигурировал. Вы тратите свое и, что куда хуже, наше время.
О’Лири с непонятным выражением хмыкнул и поднялся с места:
– Что ж, господа, попрошу вас потерять еще три минуты вашего драгоценного времени, и мы закончим, на сегодня.
После чего старший инспектор вышел за дверь, а просто инспектор остался сидеть и бросать на нас недружелюбные взгляды. Впрочем, отсутствовал О’Лири действительно минуты три, не больше. Вновь усевшись за стол, он достал из папки бумагу, подписанную помощником окружного прокурора. Согласно ей, мне вменяется в обязанность в случае выезда из Кейптауна сообщить об этом в полицию не позднее восемнадцати ноль-ноль предшествующего дня. Типа чтобы успели «принять меры» при необходимости. Мозес покривился, но подтвердил, что все законно – на неделю имеют право такое выписать, а вот продлять дальше – только по решению суда. Ну ладно, это я переживу.
О’Лири опять поднялся со стула:
– Мистер Чернофф, я вас больше не задерживаю. Спасибо, что уделили время.
– Пожалуйста, инспектор. Всегда рад помочь.
Вместе с Ли-старшим спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Как оно всегда бывает после кондиционированного помещения, жара бьет по голове влажным горячим мешком. Мозес в очередной раз протирает платочком лысину. Довольно противно выглядит, кстати, хоть бы ему намекнул кто, что ли…
– Что думаете?
Старик пожал плечами:
– Если никаких улик вдруг не всплывет, за юридическую часть я совершенно спокоен – прокуратура даже в суд такое дело никогда не направит, они себя тоже на посмешище выставлять не хотят.
– Но?..
– Но вот то, что они так давят на тебя, означает, что кто-то давит на них. Вернее, не давит, скорее всего, но выставляет тебя в крайне неприглядном свете. А если власти захотят, они найдут способ испортить человеку жизнь. Это так в Старом мире, и в Новом ничего принципиально не изменилось. Впрочем, будем посмотреть.
М-дя… Ну куда деваться. Будем посмотреть.
8
Родезия, Кейптаун, Бенд-лэйн, казино «Жакаранда»
– Йоханна, налей кружечку, пожалуйста.
Жестом показываю на нужный кран. Барменша молча кивает и, опустив глаза, приступает к процессу. Э-хе-хех…
Обстановку в моем заведении лучше всего характеризует слово «нездоровая». До клиентов, к счастью, пока что ничего не дошло, но вот персонал явственно шугается. Чего, спрашивается? Ну пусть даже я траванул какого-то суданца. Понятно ведь, что не от общей подлости характера я такую штуку отмочил, а причины были. Траванул и траванул, им-то что? Тоже мне чистюли хреновы.
Среди знакомых слух тоже разошелся, но там никто особо не заморачивается вроде как. Ну почти никто. Знакомые у меня в массе своей люди решительные и практические – раз сделал, значит, была причина, а если она недостаточно веская – полиция разберется. Надеюсь, что не разберется, хе-хе.
Как идет расследование – непонятно. Следов яда в заведении не нашли, Мозес вытряс из ментов отчет с результатами экспертизы. Меня повторно вызывали на допрос, задавали практически те же самые вопросы, что и в первый раз. С несколько большей фиксацией на связях с Новороссией в целом и общении с Юрой в частности. Очень хочется верить, кстати, что радист-чекист не планирует здесь в ближайшее время объявляться. Давать оговоренную на такой случай телеграмму в Порто-Франко я не стал, слишком велик риск вызвать новые ненужные вопросы. Вместо этого, по резервному варианту, переставил кадки с цветами на балкончике, чувствуя себя при этом профессором Плейшнером. Кто-то еще у новороссов в городе быть должен, иначе откуда они вообще узнали, что Умар заходил ко мне? В общем, что мог – сделал, так что нет смысла зря жечь нервные клетки на эту тему.
