«Назад, в пятидесятые», – скажет кто-нибудь.
О том, что Джейн таким образом изменила основополагающие предпосылки собственного брака, «Стратегия» умалчивает. Вводя экономический стимул, Джейн убивает взрослую сексуальность брака.
Из игры, встречи, сосуществования сексуальность превратилась в премиальную систему. Вместо мужчины по имени Ховард теперь – эксцентричный ребёнок, которого нужно кормить сексом, чтобы он не шумел. А тело Джейн больше не ее часть, оно стало инструментом, который используется для того, чтобы держать Ховарда в хорошем настроении. Старая история, в какие экономические уравнения её ни одевай.
Но экономический стимул не так прост, как кажется. Примерно сто лет назад в Ханое разразилась бубонная чума. Для предотвращения распространения заболевания были наняты коммунальные крысоловы. Они должны были убивать крыс прежде всего в городской канализации, и дел у них было невпроворот. Но крысы размножались быстрее, чем крысоловы успевали убивать их: за день охотники умерщвляли тысячи животных, но крысиная популяция не уменьшалась. Французские колониальные власти призвали на помощь общественность. За каждый предъявленный крысиный хвост полагалось вознаграждение. Поначалу программа казалась весьма успешной. Каждое утро сдавались тысячи крысиных хвостов. Но со временем власти заподозрили неладное. Похоже, всюду бегали полчища живых бесхвостых крыс. Более того, люди начали разводить крыс, чтобы отрезать у них хвосты и получать за хвосты деньги от властей.
Проблема часто заключается в том, что ты получаешь ровно то, за что заплатил, и всё оказывается не так, как ты хотел, – потому что ты получил именно то, за что заплатил. И крысиная программа в Ханое завершилась.
У персонала одного детского сада в современном Израиле была давняя проблема – напряжённо работающие родители приходили в сад за детьми с опозданием. Изо дня в день персоналу детсада приходилось задерживаться. И тогда в дело включились два экономиста. Чтобы разобраться с опозданиями, детский сад ввёл штраф. Задержавшийся родитель должен был платить. Но в результате родители начали приходить ещё позже. Как такое возможно? Введённый штраф случайно убил именно то, что заставляло родителей стремиться прийти вовремя, – долг. Чувство, когда ты знаешь, что должен быть на месте в пять, иначе подведешь воспитателей. Штрафом же детсад невольно обозначил цену опоздания, а раз есть цена, которую ты можешь заплатить, появляется чувство, что ты поступаешь правильно. Родители восприняли штраф как взнос за дополнительный сервис. Моральный аспект случайно скончался. Отношения между родителями и воспитателями изменились. Люди поступали так, как поступали, и это не имело отношение к деньгам. Но, если речь заходит о деньгах, ситуация сразу меняется.
Если предложить прохожему деньги за то, чтобы он помог выгрузить из машины диван, согласятся немногие. Люди хотят помочь, а с появлением денег это стремление исчезает. В данном случае речь идет об оказании платной услуги, что в ситуации выше интересует людей гораздо меньше.
В стандартных моделях экономисты обычно исходят из того, что чем больше мотивов, тем лучше. Один плюс один равно два, две причины сделать что-либо всегда лучше, чем одна. Так устроен человек экономический. Если он хочет, он может приходить в сад вовремя, потому что его предпочтения заключаются в том, чтобы не доставлять проблем персоналу. Имеет право. Ничего не мешает ему прибегнуть и к стимулу в виде денег. Однако мы сложнее, и не потому, что экономический стимул на нас не действует, а наоборот, потому, что он на нас действует.
Учитель, который зарабатывает больше, если его ученики получают высокие баллы за экзамен, будет производить высокие баллы за экзамен, но необязательно учеников с более глубокими знаниями. Директор, получающий миллионные вознаграждения, если акции его предприятия растут, будет стремиться обеспечить рост акций, но необязательно долгосрочную выгоду для предприятия.
Для введения стимула обычно нужно найти нечто простое и измеримое, что будет служить индексом желательного улучшения. Высокие баллы за экзамен – это мера знаний школьников, а стоимость акций – мера эффективности предприятия. Но часто люди начинают действовать вокруг стимула. Педагог учится повышать баллы за экзамен, а не знания. А директор принимает решения для краткосрочного повышения акций и дальше ближайшего квартального отчёта не заглядывает.
Проблема экономической стимуляции не в том, что она не работает, а как раз в том, что она не только работает, но и часто кардинально меняет ситуацию. Иногда это нормально. К примеру, однажды благотворительная организация объявила бесплатную вакцинацию в индийских деревнях. Вакцин хватало, но восемь из десяти детей всё равно оставались не привитыми. Организация начала экспериментировать с различными способами привлечения родителей к вакцинации детей. Наиболее эффективным оказалось бесплатное угощение – каша упма. У родителей, которые раньше не видели причин, чтобы сделать ребёнку прививку, такая причина вдруг появилась, и уровень вакцинации вырос. Во многих ситуациях экономические стимулы работают блестяще. Но люди – не изолированные персонажи, бегущие за каждым пряником и от каждого кнута. В их мире существует не только экономический расчёт. Если вы предлагаете экономический стимул, вы, как израильские воспитатели, рискуете убить саму суть процесса.
В Швейцарии, во время одного из многочисленных опросов общественного мнения, было проведено исследование. Речь шла о хранении ядерных отходов, экспериментаторам был интересен ход мыслей граждан. Экспериментаторы ходили по домам и спрашивали: вы допускаете возможность появления в окрестностях предприятия по переработке ядерных отходов? 50 % ответили «да». Разумеется, люди знали, что это опасно и что стоимость их домов упадёт, и это им не нравилось. Но предприятие в любом случае должно где-то находиться. И если власти решили разместить его здесь – значит, им надо брать на себя ответственность как швейцарским гражданам. Когда же людей спросили, допускают ли они возможность появления в окрестностях предприятия по переработке ядерных отходов при условии, что им в виде компенсации будут ежегодно выплачивать относительно крупную сумму (соответствующую средней зарплате за шесть недель), число согласившихся внезапно сократилось до 25 %. Люди хотели быть сознательными гражданами, но речь об этом больше не шла – новому стимулу удалось убить настоящий стимул.
Гусыня, несущая золотые яйца, не всегда не такая, как мы думаем. Поэтому мы так часто рискуем её убить.
Мы внедряем экономические стимулы, потому что думаем, что нами движут исключительно экономические силы. И экономическая сила поглощает все остальные. Человек экономический бежит без оглядки, успевая опрокидывать моральные, эмоциональные и культурные аспекты, которые, как выясняется впоследствии, были чрезвычайно важны для функционирования и развития экономики. Рыночные принципы с трудом покрывают всю полноту значений. И рискуют всё перевернуть.
Глава десятая
В которой мы видим, что человек не эгоистичен только потому, что хочет больше денег
Феминистка и профессор экономики Нэнси Фолбр обычно рассказывает такую сказку.
