Подобное пробуждение оказалось для шаманки полной неожиданностью. Ей и самой было очень любопытно узнать, какой он, и она подумывала соблазнить свою находку — потом, чуть позже, когда он в самом деле восстановится и придет в себя. Но вот так поменяться ролями, да еще на второй день после его пробуждения… Впрочем, жаловаться женщина не стала. Для очистки совести поинтересовалась самочувствием чужака, а потом расслабилась, полностью уступив инициативу так жаждущему ее мужчине. И не прогадала.
Мужчин у Брусники было достаточно. В ее почти кулак полных кулаков лет у нее было чуть меньше двух кулаков мужчин. Весной, на переломе дня к росту, в сезон кочевья, когда общины снимались с насиженных мест, чтобы найти друг друга, освежить кровь, а потом перебраться на новое место, чтобы дать прежней земле отдых, любая девушка, достигшая зрелости и почувствовавшая зов весны, могла присоединиться к играм — соревнованиям в разных умениях и талантах — и выбрать себе мужчину. Или двух. Или трех. Да сколько угодно, главное, чтобы всех все устраивало. Кто-то на таких играх старался найти себе постоянную пару, кто-то стремился нарезвиться впрок — следующее массовое сборище обычно происходило в конце теплого времени, кто-то вовсе уходил из своего рода в какой-то другой.
В играх не участвовали только семейные — те, кто решался составить пару, делали свой выбор на всю жизнь. В идеале, конечно; порой выбор оказывался неудачным, и такие люди предпочитали разойтись, но это случалось достаточно редко. А вот одинокие свободные члены общины могли развлекаться как заблагорассудится, помня только одно табу: никаких контактов с родственниками! Шаманы, прекрасно чувствовавшие такое родство, за нарушение главного запрета по голове не гладили, а детям подобных связей не позволяли появиться на свет.
На Бруснику весна действовала как-то вяло. То есть, глядя на взбудораженных и оживленных сородичей, она тоже как будто заражалась всеобщим весенним безумием, неизменно выбирала кого-то из хвалящихся своей силой или другими достоинствами мужчин и проводила с ним некоторое время, а потом уставала и от него, и от людей в целом.
Осень, начало холодного времени, на нее не действовала вовсе, осенью ей особенно хотелось наслаждаться общением не с людьми, а с лесом.
Подруги потом делились впечатлениями, с восторгом обсуждали подробности, восхищенно закатывали глаза и едва не мурлыкали от удовольствия. А Руся обычно молчала, потому что особенного восторга у нее такие развлечения не вызывали, и один мужчина, на ее взгляд, мало отличался от другого. Может, она что-то сама делала не так или с выбором ей стабильно не везло — непонятно. Шаманка вздыхала, махала рукой на глупые мысли и уходила в лес заниматься своими делами. Лес и мать-природа никогда ее не разочаровывали.
Так вот, в это утро Брусника окончательно решила, что ей просто не везло. Потому что этот чужак с грозным именем оказался совсем не таким, как прежние, а именно таким, о котором действительно можно рассказать с восхищением. Правда, рассказывать кому-то женщина ничего не собиралась. Это утро лишь дополнительно укрепило сделанный ею ранее вывод. «Мое!» — решительно утверждало все ее существо, и делиться с кем-либо даже впечатлениями о своей находке Руся не собиралась.
Хаггар поначалу не торопился, но чем дальше, тем труднее давалась ему эта неспешность. С каждым прикосновением, с каждым снятым предметом одежды самообладание мужчины заметно таяло. И если поначалу ласки его походили на неторопливое изучение гибкого тела маленькой шаманки, то, когда она осталась в его руках одетая лишь в свою повязку с перьями на голове и ряды браслетов на предплечьях, осталась только страсть.
Впрочем, к тому моменту Брусника и сама уже дрожала от возбуждения, жадно льнула к его рукам и тянулась навстречу каждому прикосновению. Ее отзывчивость не способствовала его сдержанности, и прелюдия получилась гораздо короче, чем предполагалось. Но это никого не расстроило.
Когда он, придерживая бедра женщины ладонью и опираясь на один локоть, вошел в нее, подарив изумительное ощущение наполненности, та не удержалась от громкого стона, крепко обхватила его талию ногами и выгнулась от прокатившегося по телу наслаждения, инстинктивно сжала бедра, усиливая собственное удовольствие и заставляя партнера зажмуриться и стиснуть зубы, уткнувшись лбом в шею Брусники — Хаггар сам едва удержался в этот момент на краю.
Впрочем, самоконтроля и выдержки мужчины все равно хватило ненадолго, и вскоре последовала быстрая бурная разрядка.
Он несколько мгновений полежал неподвижно, позволяя себе до конца испытать удовольствие, раз уж все получилось так быстро, а потом повернулся на спину, увлекая за собой любовницу: весил Хаггар, пожалуй, раза в два больше миниатюрной шаманки и опасался ее придавить. Подозревал, конечно, и даже ощущал, что не такая уж она хрупкая и слабая, как кажется на первый взгляд, но предпочел перестраховаться.
— Прости, — со смешком повинился он. — Не лучший из меня сейчас партнер получился, но обещаю исправиться.
Руся сначала хотела уточнить, как же будет выглядеть это «исправление», если ей и сейчас удивительно хорошо. Потом хотела порадоваться его желанию продолжить это близкое знакомство, полностью отвечающему ее собственному. Потом — немного поворчать, что все свершения после окончательного выздоровления, а сейчас ему нужно набираться сил.
Но говорить оказалось ужасно лень, поэтому она просто покрепче прижалась к горячему телу мужчины и потерлась щекой о его плечо.
Правда, через несколько минут нега растаяла, и женщина, немного поерзав, бесцеремонно устроилась на груди своей замечательной находки поудобнее, сложив руки и умостив на них голову, после чего осторожно поинтересовалась:
— Ты вспомнил что-нибудь?
— Почти все, — ответил тот, задумчиво обводя взглядом непонятное тесное помещение с низким потолком.
— Получается, ты знаешь, откуда и почему пришел сюда? И куда шел? И что с тобой случилось? — оживилась любопытная шаманка.
— Знаю, — усмехнулся он. Детская непосредственность этой случайной дикарки его по-прежнему не раздражала, а забавляла. Все-таки она здорово отличалась решительно ото всех женщин, с какими ему доводилось иметь дело, и это оказалось… интересно.
— Расскажи, пожалуйста, — просительно протянула она, а Хаггар пожал плечами.
— Да нечего рассказывать. Пришел я настолько издалека, что вряд ли оттуда доберется кто-то еще. Порядки там совсем другие, поэтому здешние мне совершенно непонятны, не удивляйся глупым вопросам. По-вашему, я тоже, получается, вроде шамана. Только злого, — со смешком добавил он.
— Почему — злого? — нахмурилась Брусника.
— Потому что умею главным образом разрушать, а не созидать. Хотя умею лечить кое-какие болезни. Впрочем, здесь эта способность вряд ли пригодится. Я не уверен, что у вас что-то подобное есть, — сообщил он, имея в виду проклятия. Про иллюзии, также относящиеся к теневой области дара, упоминать тоже не стал, он никогда не питал к ним интереса, поэтому разбирался только на уровне академической программы. То есть, в его личном представлении, не разбирался вовсе.
