– Да, конечно, – наконец-то сказала она. – Еще раз, какая больница?
Лариса положила телефон на тумбочку, повернулась к Никите.
– Ты проснулся? – тихо, без всякой иронии спросила она.
– Что там такое?
– Роза звонила. Степана Даниловича в больницу забрали. Сердечный приступ.
– Инфаркт?
– Может быть.
– Живой?
– В тяжелом состоянии.
– Какая больница? – поднимаясь с кровати, спросил Никита.
Он готов был ехать хоть к черту на кулички, лишь бы помочь отцу. Лариса поспешила за ним.
– Как чувствовал, что его накроет, – одеваясь, сказал Никита.
– А я знала, – уверенно сказала Лариса. – И тебе говорила. Мужчина не может жить без жены. Одиночество убивает сердце.
Никита молча усмехнулся. Удалось-таки Ларисе вставить рекламную паузу в их разговор.
– Я серьезно, – продолжала она. – Нельзя ему одному. Даже с Розой. Поговорил бы ты с мамой. Может, она вернется к нему.
Никита мотнул головой. Отец развелся с мамой давно. Он не хотел жить с ней, да и она к нему не стремилась. Сколько уже было разговоров на эту тему, и все без толку.
– Он обязательно выкарабкается, а потом снова захандрит. Мы должны взять его к себе. Внуки не позволят ему умереть со скуки.
– Ты это серьезно?
– Я в долгу перед твоим отцом, – решительно сказала Лариса. – Он очень хороший человек.
Ночная дорога не заняла много времени. Когда они подъехали, отец уже находился в реанимации. Ему назначили курс интенсивной терапии. Гарантий врач не давал, но и на похоронный лад не пел. Никита не пожалел денег, чтобы настроить его на особое отношение к отцу.
Тут появился Трофим. Он приехал один, без жены.
– А где Тамара? – с сожалением спросила Лариса.
Никита уловил саркастические нотки в ее голосе. Как будто не больница здесь, а ярмарка тщеславия, в которой она преуспела, а Тамара нет.
Впрочем, эти нотки не резали слух. А может, их и не было, Лариса не злорадствовала.
Но Трофим косо глянул на нее и спросил:
– Зачем она здесь? Как отец?
– Оклемается, – уверенно ответил Никита.
Трофим жил в Москве. Никита находился в Павелецке, когда отца тряхнуло, но приехал раньше. Однако кичиться своим преимуществом он не собирался. Это глупо и недостойно.
– Дай-то бог, – сказал Трофим.
– Мы с Ларисой здесь останемся, – сказал Никита. – Ничего, если я завтра на работу не выйду?
– О чем вопрос?
К отцу в палату их не впускали, Трофим для приличия попытался обойти препоны, но зеленый свет не получил. Тогда он насел на врача и выбил из него все возможные гарантии. Потом он уехал, наверное, со спокойной душой.
Лариса в тягостном раздумье смотрела ему вслед.
– А если Степан Данилович?.. – Эту фразу она закончила крестным знамением.
– Типун тебе на язык.
Да, такое могло случиться. Что будет, если отец умрет? Никита озадаченно поскреб затылок. Не хотелось бы ему остаться на обочине жизни.
Гонг прозвучал, бой закончился, но судьям не надо было выносить решение. Ведерников одержал победу нокаутом. Он нанес решающий удар, Шуринов его пропустил, сейчас приходил в себя, ошеломленно глядя на врага.
– Это невозможно! Ты не имеешь права скупать акции. Я подам в суд и выиграю его! – пригрозил он.
Но Марьяна покачала головой. Она и сама была поражена коварством Ведерникова, но здравый рассудок уже вернулся к ней.
На совете директоров Евгений Романович сделал ошеломляющее заявление. Оказывается, он выкупил у миноритарных держателей акции заводов, принадлежавших Шуринову. В уставе компании «Программ-Строй» говорилось, что их нельзя было продавать без согласия председателя совета директоров. Но в новой, объединенной компании старый устав не действовал, и Ведерников этим воспользовался. Свободные средства у него были. Он провел тайную работу с акционерами, подготовил почву, создал условия и в решающий момент нанес удар на поражение. Марьяна понимала, что суд окажется на стороне хитрого и умного злодея.
За одним заявлением тут же последовало другое. Ведерников претендовал на единоличное управление объединенной компанией. Это и взбесило Шуринова.
– Право я имею, – сказал Ведерников. – Новый устав позволяет. А в суд подавать не надо. Этим ты ничего не добьешься. Но работу компании парализуешь. Тебе это нужно? В конце концов у тебя блокирующий пакет, ты больше потеряешь, чем найдешь. Я выкручусь, а ты утонешь.
– Ты меня обманул. – От волнения у Алексея Антоновича затряслась голова, задрожали руки.
– Ты деловой человек, должен был предусмотреть все нюансы.
– Ты же знала! – Шуринов метнул гневный взгляд на Марьяну.
Она в ответ лишь мотнула головой и чуть ли не бегом покинула кабинет. Марьяна знала, где находится аптечка с корвалолом. Алексею Антоновичу нужно было успокоиться.
Когда она вернулась в кабинет там уже не было никого, кроме Ведерникова и Шуринова. Евгений Романович достал из бара бутылку виски, два стакана, но Алексей Антонович покрутил головой. Он не собирался праздновать свое поражение.
– Алексей Антонович! – Марьяна протянула ему рюмку с успокаивающим.
В другой руке она держала стакан с водой.
– Что это? – резко спросил он.
– Корвалол.
– Я отсюда слышу запах. – Ведерников усмехнулся, поднес к носу горлышко бутылки и с наслаждением втянул запах виски. – Будешь?
– Отравить меня хотите? – Шуринов метнул на него озлобленный взгляд.
– Кто вас хочет отравить?! – спросила Марьяна.
– Ты все знала! – рыкнул на нее Алексей Антонович.
– Что я знала? – Она приложила пальцы к щекам, пылающим от возмущения. – Откуда?
Ведерников наполнил стакан, подал его Шуринову.
– Марьяна не при делах, – сказал он. – Зря ты на нее наезжаешь.
– Да пошел ты! – Алексей Антонович выбил стакан из его рук, и тот, оставляя за собой след из растягивающихся брызг, упал на пол.
– А ведь Марьяна тебя предупреждала, – сказал Ведерников и зло усмехнулся.
Марьяна кивнула. Да, она чуяла подвох, только не могла понять, откуда его ждать. Она не знала тех деталей акционерной политики, которые были прописаны в уставе компании Шуринова. Иначе наверняка сообразила бы. Шуринов должен винить только себя. Он прозевал момент, о котором не мог не знать. Достаточно было составить подробную карту всех подводных рифов, которые могли пустить на дно его корабль.
– Не любит меня Марьяна, – невесело, но с торжествующей улыбкой сказал Ведерников. – Поэтому и отговаривала тебя. А ты не понял. Не трогай ее, Леша. От Марьяны сейчас зависит благополучие твоей семьи.
