Соне отец понравился, да не могло быть по-другому, она его дочь, она чувствовала и понимала.
— Бедная мамочка, любила его всю жизнь, так замуж никогда и не вышла. Но дождалась! Дождалась своего счастья, и отец тоже светится как молодой.
Соня видела, как родители смотрят друг на друга, как отец при каждом удобном случае дотрагивается до маминой руки, и ей тоже радостно за мать, и, конечно, она прикусит свой острый язычок и не будет доставать отца. Соня была девушкой современной, мама давно рассказала ей о своих отношениях с ее отцом, об их любви, о его тяжелом характере и о глупой стычке, когда он не поверил ей.
В общежитии у них была комната, а кухня общая, одна на коридор. Эля готовила ужин, правда, Ивана не ждала, потому что он был на работе. Пьяненький сосед ввалился на кухню и мерзко хихикал:
— Элька, а меня сегодня покормишь?
Она отмахнулась, поскольку не терпела соседа, и вышла в коридор.
Парень потянулся за ней, поскользнулся и начал валиться на девушку. Эля успела краем глаза заметить, что в коридоре появился Иван, как вспыхнули бешенством его глаза. Потом он ударил ее, не разбираясь. Она вскрикнула, понимая, что он со своей мужской колокольни однозначно оценил увиденную ситуацию. Кочетов исчез из ее жизни, разорвав их отношения, и она не успела ему сказать, что ждет ребенка.
Соня знала, что мама всю жизнь любила отца и отвергала все предложения о замужестве от мужчин, которые были хорошими партиями. Это Соня понимала уже сегодня.
Теперь, как в кино, они случайно встретились и решили никогда не расставаться, дорогие и родные ей люди.
Тем временем у Кочетова не все спокойно получилось с Ариной. Расстаться без проблем, как он хотел, не получалось. Честно сказать, с ней он ничего особенно не желал, просто привык, что у него дома находится женщина, он не уточнял для себя, что посторонняя, иначе было бы совсем отвратительно. Иван сказал ей обо всем честно: о том, что встретил свою первую жену и единственную любовь Элю и что есть у них совместная дочь, о которой он не знал, и что принял решение жить вместе с ними.
— Ты с ума сошел? — Арина недоумевала. — У тебя ведь перевод готовый в Москву. Мы сколько раз обговаривали, что уезжаем.
— Я уезжаю один к Эле и Соне.
— А как же я?
— Ты принимай решение, какое считаешь нужным. Если хочешь переезжать тоже в столицу, так это твой вопрос.
— Издеваешься? Это как я без тебя перееду?
— Арина, бесполезный это разговор. Я подаю на развод.
— А я напишу письмо в Генеральную прокуратуру, пусть знают, каких они приглашают сотрудников! — Она орала так громко, что в серванте зазвенела посуда.
— Не понимаю, зачем тебе это надо? Парткомов нынче нет, в личную жизнь никто не вторгается. И потом, я не оставляю тебя одну с грудными детьми.
Иван собрал чемодан и ушел, но осадок от неприятного разговора и сцен, теперь уже бывшей семейной жизни, остался.
На работе Кочетов сдавал прокурорские дела, подготовил запрос о возобновлении дела по факту смерти Василия Меньшова, в котором бывший участковый Стас Осипов, ныне член криминальной группировки, проходил свидетелем. Вопрос по пересмотру дела он согласовал во всех инстанциях, и не потому, что там был замешан мэрский сын, а у Кочетова был конфликт с мэром Вадимом Вороткиным, а потому что искренне считал, что зло должно быть наказано. Тем более здесь он должен газете сказать спасибо за статью — разоблачение мэра, который теперь просто «политический выкидыш», а его сыну грозит тюрьма. Но за остальное он продолжал на газету злиться.
Иван Николаевич, проработавший в органах длительное время, знал многое о психологии преступной группы, общался с «долгопрудненскими» и «коптевскими», знал и о том, что в стране отсутствует система борьбы с организованной преступностью и принимаемые меры носят выборочный характер. Криминальное пространство сохранялось вместе с российской государственностью, и последнему нечего было противопоставить этому злу. Коррумпированный чиновничий аппарат тоже был традиционной формой российской организованной преступности.
Наблюдение за квартирой, которую снимал в столице Стас Осипов, продолжалось круглосуточно. Как оказалось, жил он в квартире вместе с девушкой, из квартиры они выходили редко, только вечерами иногда гуляли, взявшись за руки. Брать решили киллера в квартире, а то, не дай бог, на улице стрельбу затеет. Ему было что терять, бывшему полицейскому Осипову. Конечно, идеальный случай, если бы его задержали на месте преступления, но, вероятно, новых заказов на убийство ему не поступало. Наружное наблюдение вообще отмечало, что вел он себя как обычный влюбленный, дарил девушке цветы и много говорил с ней. Парочка обычно шла гулять в парк, и за деревьями было видно, как долго и страстно они целовались.
Нина благодарила бога, что у нее в Москве украли сумочку, без паспорта, конечно, плохо, и нужно время, чтобы его восстановить, но разве все эти проблемы могут сравниться с тем, что она встретила любовь всей своей жизни! Стас был внимательным, ласковым, нежным. Она чувствовала, что его что-то гнетет, что есть у него какая-то тайна, которая не дает ему спокойно спать, потому что он вскидывался по ночам, Нина тоже просыпалась, Стас видел, что рядом она, и только тогда успокаивался.
— Тебя что-то беспокоит, Стас?
— Нет, с чего ты взяла?
— Не знаю, мне кажется, что ты мечешься, тревожишься.
— Наверное, ты права, мне предстоит работа на выезде, и лучше, если ты уедешь на время в свой Екатеринбург. Паспорт я тебе сделаю, не волнуйся, это не проблема. Я вернусь из поездки и заберу тебя к себе уже навсегда.
Стас обманывал. Он неосознанно чувствовал какой-то дискомфорт, образовавшуюся вокруг тревожную тишину, как предвестье катастрофы, трагедии, гибели. Стас знал, что после всего этого должно наступить облегчение, но он не может рисковать Ниной, поэтому должен убедить ее уехать под любым предлогом.
Когда он посадил девушку на поезд Москва — Екатеринбург, они долго целовались на прощание.
— До свидания, милый, я буду ждать твоего звонка. — У Нины было хорошее настроение.
А Стас был уверен, что больше ее не увидит, но те мгновения счастья, что он испытал, будут всегда жить в его сердце.
Вечером его взяли в съемной квартире. Стас Осипов не оказывал сопротивления, не кричал, не закатывал истерик, вел себя достойно, если так бывает с киллерами. Его внутренний голос осторожно спросил:
— Ты доволен? Ведь знал, что, сколько веревочке ни виться, конец будет один.
— Знал, — ответил голосу Стас. — Сейчас мне легко и спокойно. Я устал, я сломался, я больше не хочу. Как хорошо, что Нину успел отправить домой. Сказал, что приеду к ней через неделю, обещал, что мы поженимся. Бедная моя девочка. — Бог с ней, с Ниной! Что будем делать? Что у них есть на тебя? — Да какая разница, какой из моих выстрелов они вычислили. Я действительно устал.
