Муся не околела, как предполагала Настя, а на третий день уже скакала по всей квартире. На ней быстро росла мягкая шерстка, втягивался живот, на голове появились остренькие живые ушки, а мордочка стала веселой и умненькой. Муся была по большей части рыженькой с белыми пятнами и темно-серыми мазками, будто где испачкалась. Черное пятно от глаза до уха делало ее забавно-косой. Теперь Мусе было недели три, она трескала уже все, предпочитая докторскую колбасу. Встречая в дверях, она шипела на Алексея, который, собственно, и покупал ей колбасу и больше всех возился, была в ровных отношениях с Катей и обожала Настю. Всюду ходила за ней, лежала, если не на коленях, то под ее стулом, спала с ней, когда та ночевала дома.
Катя накормила Мусю и села с книжкой. Алексей, уехавший куда-то рано утром, не раздеваясь, вошел на кухню и, положил на край стола два билета, они чуть не упали, он подтолкнул, поправил их. Руки его вели себя неуверенно. Катя улыбалась приветливо.
– На сегодня… в театр пойдешь?
– В театр? Здо-орово! Я сто лет не была! – обрадовалась Катя и захлопнула книгу. – А в какой?
– Театр Женовача. Самый крутой в Москве.
– Я не слышала. – Катя взяла в руки билеты – Ты меня приглашаешь?
– Ну да, а то ты никуда не ходишь. Потом можно посидеть где-нибудь, пойдешь?
– Конечно, а Насте нельзя?
– Хочешь, иди с Настей. – Алексей подцепил на руки Мусю и, не торопясь, но решительно вышел из кухни. Катя услышала, как закрылась дверь его комнаты.
Она пошла следом, заглянула к нему:
– Леш… Алекс, я просто спросила… Я очень хочу.
Алексей сидел на кровати с покрасневшим лицом. Качнул головой примирительно:
– Ладно. Туда билеты за полгода надо заказывать, это мать отдала свои. Они с отцом во Францию улетели. Можно, кстати, к нам на дачу съездить, бухла возьмем, в бане попаримся.
Катя внимательно на него смотрела и не реагировала на его предложение.
– Жаль эта твоя подруга не в адеквате… – Алексей взмахнул длинными и костлявыми руками.
Муся испугалась, прыгнула с коленок на пол, перевернулась через голову и, проскальзывая по лакированному полу, умчалась в коридор.
– Она моя сестра, а почему не в адеквате?
– Командует все время, как идиотка, мамаша тут нашлась. Позавчера с каким-то азербайджанцем приперлась с утра.
– С азербайджанцем? – переспросила Катя.
– Ну!
– А ты не любишь азербайджанцев?
– Да какая разница на хрен! Чего ко мне в комнату входить! Трусы ей мои не нравятся…
Катя рассмеялась:
– А мне нравится, когда ты в трусах ходишь, – заявила вдруг беззаботно.
Алексей посмотрел на нее недоверчиво.
– Ну ладно, я же не хожу больше, это она все забыть не может. – Алексей налил себе остывшего чая. – Чего делаешь?
– Ничего, деньги вот домой отправила.
– У тебя там большая семья? Предки работают?
– Мама работает. У нас плохо с деньгами, я поэтому и приехала…
Алексей смотрел невнимательно, видно было, что он не очень понимает или думает о другом.
– Я, когда от отца ушел, на первом курсе тогда в меде учился, вот мне круто приходилось. Иногда, представь, есть охота, а денег ни копейки – вообще непонятно, что делать. Я денег у предков не брал.
Катя прямо и серьезно посмотрела на него. Рукой провела по столу:
– Это, наверное, разные вещи. Когда ты сам голодный, можно и потерпеть, а когда у тебя просят еды, а ты не можешь помочь, это совсем другое.
– Ну да, – нахмурился Алексей, – у меня такого не было.
– А ты говоришь, совсем у родителей денег не брал? Что, совсем, совсем?
– Совсем, – твердо и даже гордо ответил Алексей.
– А на одежду?
Твердости в его взгляде поубавилось.
– Одежды у меня на сто лет… – пожал плечами.
– А как же ты зарабатывал? Ты же в институте учился!
– Репетитором. Химию и английский преподавал. Школьников готовил к экзаменам.
– Ты?! – удивилась Катя.
– Я, – спокойно ответил Алексей.
– Я бы не смогла…
– Да ладно… – небрежно сморщился Алексей, – я хорошо знал, у меня по химии ЕГЭ – 98 баллов.
– А английский у тебя после школы такой хороший?
– Нет, сам учил. В школе французский был. Книжки, фильмы хорошо смотреть…
– Да, я тоже смотрю…
Алексей задумался.
– Я еще каждый год в Англию ездил.
– Тоже сам зарабатывал?
– Что?
– На поездки…
– Да нет, предки отправляли. Я первый раз в одиннадцать лет поехал. Во Францию.
– Я все-таки не пойму, чего ты с отцом не поделил? Ты же про него только хорошее рассказываешь. Мне кажется, ты даже гордишься им.
– Только хорошее? – то ли задумался, то ли согласился Алексей.
– Ну да… Ты все время о нем говоришь.
– А я и не считаю, что он плохой.
– С собой тебя по всему миру возил…
– Да это все не важно. Просто самому что-то хочется сделать.
– Когда у тебя чего-то много, то оно и не важно… – сказала Катя как будто машинально, о своем думала. – Вон, у Насти отца вообще нет. Она его даже не помнит.
Алексей потер темную небритость на подбородке.
– Может, тебе хочется, чтобы твой отец был лучше? – спросила Катя.
– Не понял?
– Я тоже… то есть у меня с отцом очень-очень хорошие отношения, а с матерью… Я не всегда ее понимала. – Катя задумалась, – Она очень способная, очень работящая и хорошо организованная, а всю жизнь проработала на рыбзаводе. Отец просил ее учиться, но она отказывалась… Или, помню, мы с отцом едем в Иркутск в филармонию, а она говорит, что не хочет. Я, конечно, никогда ничего не говорила и из дома не уходила, но иногда очень ее стыдилась, понимаешь? Когда маленькая была. Они с отцом как будто два разных человека. И я стыдилась. – Катя посмотрела на Алексея и покраснела. – А она все это из-за нас. На двух работах всю жизнь.
– Да нет, ты права, конечно. Я тоже что-то такое думал… – Алексей смотрел на нее чуть расстерянно. – Слушай, я опаздываю. Давай в шесть пятнадцать на Таганке-кольцевой, там недалеко. Потом поговорим, мне, правда, интересно.
Катя стояла в метро, разглядывала тяжелые и стройные, будто в церкви, светлые своды подземного зала, голубые майоликовые панно на стенах, красиво вылепленных героев гражданской войны на этих панно, толпу людей, спешащих мимо героев. Это было ее первое в жизни свидание. В Москве. На станции Таганская. Она задумалась, свидание это или что? Решила, что свидание – Алексей ей нравился. Даже мурашки пробежали по спине от какой-то странной ответственности за эти свои мысли. Ей понятно было, что он пытается за ней ухаживать. Ей нравилось, как он это делал. Неуклюже и нежно. Это Москва так действует, свобода от родителей, – думала Катя, ощущая все ту же мелкую и не очень приятную дрожь.
