Соседка Юлька назвала бы это высшим пилотажем.
Егор
Вот идиоты! Такие дикари, просто жесть! Накинулись на новенькую, чуть в клочья не разорвали. Опять эта Мальцева всех заводит. Просто ведьма какая-то. Видно, мало я ее рюкзаком шарахнул. Сильнее надо было, чтобы мозги на место встали. Что они все прицепились к человеку? Нашли крайнего!
Нас только что отпустил директор. Все красные, взлохмаченные, будто после физры в душном зале. Чем нас только не пугали, какие наказания нам только не придумывали! В конце сказали, что на педсовете будет решаться вопрос об исключении из школы. Всего класса. И что нам всем придется искать другие школы. Это из-за одного прогулянного урока?
Чушь, конечно, но все равно стремно. А вдруг не пугают?
Новенькую окружают кольцом в парке, возле фонтана. Наскакивают со всех сторон и вопят, что это она всех заложила. Что это из-за нее нас так быстро вычислили.
Новенькая растерянно качает головой и жалобно лепечет:
– Нет… Да нет же… Я ничего не говорила… Правда!
– Не говорила?! – орет ей в лицо Мальцева. – А откуда Витамина узнала, где нас искать?
– Не знаю…
– Знаешь, это ты ей настучала!
– Нет… Просто я не успела за вами… Меня биологичка поймала во дворе…
– Вот-вот! А ты ей всех сдала.
– Да нет же. Она сама поняла.
– Как это, интересно, она поняла?
– Ну я же к парку бежала… Я не знала другой дороги… Меня никто не подождал…
Новенькая закрывает лицо руками.
– Ну хватит! – не выдерживаю я. – Мальцева, отвали от нее!
Я врываюсь в круг и отшвыриваю Ирку в сторону.
– Идем отсюда, – говорю я новенькой. Она поднимает голову и смотрит на меня. Она испуганная и бледная.
– Фомин, ты дурак! – возникает Мальцева. – Ожегова – предательница!
– Сама ты дура! Она ни при чем. Любого могли поймать, – говорю я.
– Вы что, ослепли все? Да она же врет! – не успокаивается Мальцева. – Она всех подставила, а теперь бедную-несчастную из себя строит!
Снова все шумят и возмущаются. И поддерживают Мальцеву.
– Мальцева! Уймись по-хорошему! – кричу я. – Чего вы все как звери? Как бродячая свора. – Я киваю на мусорные контейнеры, где сейчас, как назло, нет ни одной собаки. – Всё, конец, мы спалились! Никто не виноват. Все знали, на что шли.
Я беру новенькую за руку и веду за собой. Она послушно идет. Нас никто не останавливает. Только Мальцева шипит в спину:
– Ты еще пожалеешь, Фомин… Ты не знаешь, кого защищаешь.
– Да заткнись ты, – говорю я. – Достала уже.
Я знаю, кого защищаю. Новенькую. Ангелину Ожегову. Слабую девчонку, которую никто не защитит. Кроме меня.
Ангелина
Он ведет меня за руку, а у меня внутри все дрожит от радости: получилось, получилось! Он поверил. Ему захотелось спасти меня, прекрасную принцессу, из лап злобного монстра по кличке «Пятый „Д“». Может быть, каждый хулиган в душе – отважный рыцарь?
Мы выходим из парка, и я отнимаю руку. Хорошего помаленьку. Заслужить еще надо, чтоб меня за руку держать. Размышляю, дать ему понести свой рюкзак или не надо. Решаю, что пока еще рано. В следующий раз, когда сам попросит. А если не попросит, уж я найду, как намекнуть. Фомин идет рядом и молчит. Еще и хмурится. Не знает, о чем говорят со спасенными принцессами. Надо помочь герою.
– Я так испугалась, – говорю я. – Они меня чуть не избили.
– Не бойся, – говорит он. – Они тебя не тронут.
– В школе, может, и не тронут. Когда ты рядом. – Я пристально смотрю ему в глаза. Он не смущается, как Белоусов, и не отводит взгляд. – А после школы? Я ведь всегда через парк хожу. Они меня там подкараулят.
– Ну хочешь, я тебя провожать буду? – говорит он. – Пока они не забудут.
– А если они долго не забудут? – спрашиваю я. – Весь год?
– Значит, буду тебя провожать весь год, – говорит он.
Мы доходим до угла, за которым начинается наш двор. Двор большой и квадратный и хорошо просматривается из нашего окна.
– Я пришла, – говорю я. – Дальше не надо.
– Утром в понедельник я буду ждать тебя здесь, – говорит он.
Я с благодарностью смотрю на него. И надеюсь, что она у меня получилась, эта благодарность во взгляде. Я ее тренировала перед зеркалом.
Он остается на углу, а я иду через двор. Одна. Потому что мама может смотреть в окно. И обязательно спросит, кто это шел со мной рядом. Если бы это была девочка, она бы, может, и не спросила. А если мальчик, точно спросит. Мама считает, что мне рано дружить с мальчиками. «Тебе же всего одиннадцать! – говорит она и смотрит на меня с ужасом. – Какие могут быть мальчики? Рано еще романы крутить. Лучше об учебе думай!»
И я думаю. Но как можно думать только об одной учебе? И почему мама говорит мне, о чем можно думать, а о чем нельзя? Ведь у меня свои мысли в голове, свои, а не мамины. И человек я другой, отдельный от мамы. Разве я не могу хотеть чего-то своего?
Иногда я думаю, что маме нужна не я. Не живая дочка, а какой-нибудь робот. Робот-девочка. С аккуратно заплетенными косичками и бантиками, в клетчатой школьной форме и беленьких носочках. Девочка-робот будет постоянно улыбаться маме, целыми днями будет сидеть за столом и делать уроки. И думать будет только о том, о чем хочет мама. И наказывать ее будет не за что.
Я иду к дому напрямик, через детскую площадку. И вдруг замечаю на качелях телефон. Тонкий белый телефон с большим экраном. Это же настоящий смартфон. Его явно кто-то забыл. Я смотрю по сторонам. На площадке – ни одной живой души. У меня перехватывает дыхание. Я никогда не находила телефонов. И вообще ничего не находила. Неужели это мне так повезло? Такой крутой смартфон, в сто раз лучше, чем мой телефончик, маленький и простенький. Который у меня очень часто отнимают. Вот вчера, например, отняли на три дня. Потому что я утром кровать не заправила.
Я хватаю свою находку и бегу в подъезд. Уже в квартире соображаю, что маме нельзя говорить про смартфон. Пусть о нем никто не знает. Он будет у меня запасным. Папа меня накажет, заберет мой телефон, а я спокойно буду пользоваться этим.
– Ангелина, это ты? – кричит с кухни мама.
– Да, – отвечаю я, а сама ищу кнопку, чтобы выключить смартфон. Я боюсь, что он зазвонит.
– Почему ты так поздно?
– Нас задержали. Шестой урок был. Природоведение.
– Я уже два раза обед разогревала, – сообщает мама. – Мой руки и переодевайся.
Я злорадно усмехаюсь. Так вам и надо. Не отнимали бы у меня телефон – знали бы, когда обед разогревать. Кнопка наконец находится, чужой мобильник издает мелодичное пиликанье и гаснет. Я оглядываюсь по сторонам, куда бы его сунуть. В школьной форме очень маленький карман – не карман, а одно название. В рюкзак нельзя, мама обязательно туда полезет за дневником. Может, в обувь? Но у меня же не сапоги, а маленькие открытые туфли. А если в куртку на вешалке?
