Мы бежим к Малиновому холму. Феи, должно быть, уже обжились в домике под корягой. Я уверена, они нам помогут, и от этой мысли хочется бежать быстрее.
Мы натираем очки «заячьим ухом» и заглядываем в домик. Поначалу кажется, что внутри никого нет, но я знаю, что этого просто не может быть, и смотрю внимательнее.
Наконец я замечаю несколько крошечных существ. Они размером с пушинку и похожи на парашют одуванчика. Головки у них светятся и поблёскивают, как капли росы – точно так же, как у тех фей, которых я видела на озере. Я прислушиваюсь и различаю их тонкие голоса. В их языке все слова очень короткие и, по-моему, нет ни одной согласной, но звучит красиво и немного грустно. Вот так: «Áу, и́о-и́о! А, а, ýо-и́о!».
Я не понимаю их языка, но вдруг они говорят на моём? Всё-таки люди тут часто ходят и громко разговаривают.
Заметив нас, феи начинают суетиться и метаться по дому. Речь их становится тревожной и быстрой: «И! И! И́о-и́о! Я́о-и́о! А́о-а!».
Я наклоняюсь и, чтобы не оглушить их, шепчу:
– Не бойтесь! Мы вас не тронем. Нам очень нужна помощь.
Феи замирают и перемигиваются огоньками.
– Моя мама болеет, – продолжаю я. – Бурая медведица приносит ей всякие травы и хочет заколдовать.
Феи начинают переговариваться и спорить. Мы с Мальчиком переглядываемся. Надеюсь, они что-нибудь придумают. Они же феи, они знают лес не хуже духов, а может, даже лучше.
Наконец одна фея подлетает и забирается мне в ухо, и там становится тепло и чуть-чуть щекотно.
– Ягода-лесни́ка, – слышу я тихий голосок. – Холм. Папоротник. Сорвёшь – недолго волшебство. Вода из ручья. Маме. Бежать быстро.
Когда фея вылетает из моего уха, я повторяю Мальчику её слова. Мальчик хмурит брови и пытается сообразить, что фея имеет в виду. Я тоже пытаюсь. Если мы где-то ошибёмся или не ту ягоды сорвём…
– Лесника растёт тут, на холме? – уточняю я.
– Áу-а́у! – отзываются феи. Судя по всему, это означает «да».
– Под папоротником?
– Áу-а́у!
– Волшебство действует недолго, и нужно как можно скорее принести ягоду маме.
– Áу! – подтверждают феи.
– Но сначала нужно помыть ягоды в ручье.
– А, а! – кричат феи наперебой.
– А что тогда?
Феи подлетают гурьбой, тянут меня за пальцы и складывают мои ладони ковшиком. Затем забираются внутрь и чуть-чуть покачиваются, как листья на поверхности пруда.
– А, надо, чтобы ягоды были в воде! – догадываюсь я и говорю Мальчику: – Надо во что-то набрать воды из ручья. Она же ледяная – получится что-то вроде холодильника для волшебства.
– Чашка! – вспоминает Мальчик.
Точно! Мы бежим за маминой чашкой, которую оставили вчера на обочине у помойки. Я хорошенько отмываю чашку в ручье. Она должна быть чистая и очень холодная, чтобы волшебство сохранилось подольше.
Феи отправляются вместе с нами на Малиновый холм. У них не хватит сил, чтобы сорвать и поднять целую ягоду, но, обнаружив её под папоротником, они замирают и мерцают как маячки. Нам остаётся только пробежаться и собрать ягоды. Мальчик расчищает нам палкой путь – мстит крапиве, которая его искусала.
Мы находим всего восемь ягод, но я надеюсь, этого хватит. Складываем их в чашку с ручейковой водой, и, поблагодарив фей, устремляемся к дому.
– Надо бежать так, как будто за нами гонится динозавр! – говорю я.
Но бежать, не расплёскивая воду, не получается. Я накрываю чашку свободной ладонью вместо крышки, но брызги всё равно летят, и пальцы коченеют от холода.
Вдруг прямо напротив дома Руфины я спотыкаюсь. Просто так, на ровном месте, словно какой-то невидимый дух подставил подножку.
Чашка выскальзывает из рук, и, отскочив от асфальта, раскалывается надвое. Ручка отлетает в сторону, а лесника остаётся лежать в лужице ручейковой воды, которая тут же прячется в трещинах на асфальте.
Несколько секунд уходит на то, чтобы понять, что произошло.
– Это Медведица! Это она меня толкнула! Она стала невидимой и… – голос у меня ломается, а глаза режет от слёз.
Мальчик приседает и собирает ягоды.
– Они уже испортились! – кричу я.
Но Мальчик не слушает и протягивает мне:
– На!
– Да всё уже, ничего не получится! – отмахиваюсь я, но он не убирает рук. – Ты что, не слышишь? Они испорчены!
– На, – повторяет Мальчик.
Я хочу разозлиться еще сильнее, но он так на меня смотрит, что я начинаю думать, а вдруг осталось какое-то волшебство, хотя бы капелька, и маме этой капельки хватит?
Я осторожно беру ягоды, и ноги сами срываются с места и несут меня домой.
Калитка, дорожка, крыльцо, дом, лестница…
– Мама!
Я в один миг оказываюсь у кровати и протягиваю маме два кулака с ягодами. Мама вздрагивает, стряхивает сон и смотрит на меня так, словно я ей примерещилась.
– Вот, съешь, пожалуйста, – говорю я и разжимаю кулаки.
Ягоды немного помялись и окрасили мне ладони. Сок капает на мамино воздушное одеяло. Заметив это, она быстро съедает ягоды и говорит сонно и ласково:
– Спасибо, Ксенчик, очень вкусная малинка. Это у бабушки такая выросла?
– Нет, это на Малиновом холме.
– А, ну да. Там всегда самая вкусная, правда?
Мама снова опускает голову на подушку. Я не свожу с неё глаз. Подействует или нет? Пожалуйста, пусть подействует!
– Тебе уже лучше?
– Конечно лучше, мне всегда лучше, когда ты здесь.
– Но тебе вот прямо сейчас стало лучше?
Мама улыбается и целует меня в щёку.
– Вот прямо сейчас.
И опять укладывается спать.
На следующий день становится понятно, что волшебства оказалось недостаточно. Маме не лучше, она по-прежнему встаёт только в туалет и совсем не хочет есть, только пьёт Лапушкино молоко, которое Руфина теперь приносит сама. Я пытаюсь объяснить Великанше, что это молоко пить нельзя, но она меня сразу обрывает:
– Ты что выдумала? Козье молоко – самое полезное! Надо Руфе спасибо сказать! Она даже денег с нас не берёт! Знаешь, почём такое молоко на рынке?
Ночью я просыпаюсь и, хоть и цепенею от страха, под одеяло не прячусь. Ничего, если меня заберут утопленники. Из-за меня, только из-за меня ягоды потеряли силу. Если бы я бежала не так быстро, если бы смотрела под ноги, мама сейчас была бы здорова. А я всё испортила. Теперь Медведица её заберёт.
