Но те, московские, были понятными. Они совершенно не скрывали ни своего отношения к жизни, ни своих взглядов на девушек. Часто они просто напускали на себя эдакую браваду все повидавших и испытавших, а на деле в общем ничего собой не представляли…
Но это – там. А здесь мир внезапно вывернулся, появились какие-то условности, недомолвки. То есть я впервые столкнулась с парнем, который был не тем, кем казался, или наоборот…
Он всего на год старше меня, подумать только! И уже была взрослая женщина, потом этот скандал, теперь какие-то студентки из Белгорода… А сколького я еще не знаю?
Давно вернулся с рынка дед. Бабушка позвала меня помочь ей в огороде. Я возилась на грядке с помидорами и все думала, думала…
Это было сильнее меня, я просто не могла не думать о Даньке, не представлять его поминутно, не спорить с ним, не задавать вопросов.
К вечеру я совершенно измучилась. Мне хотелось, чтоб он поскорее позвонил, и тогда мы снова будем бродить по ночным улицам поселка, если удастся – вдвоем. Ах, как мне хотелось снова остаться с ним наедине! Теперь-то я уж не растеряюсь, я смогу поговорить с ним на равных, я смогу понять его.
Я занималась всякими мелкими ежедневными делами, но делала это механически, бездумно, не в силах остановить внутренний диалог с парнем, в которого была влюблена.
Мне казалось, что между нами вчера возникло что-то, что могло нас сблизить. Теперь надо укрепить эту хрупкую надежду, попытаться стать нужной, необходимой, стать Даньке другом.
К вечеру я совершенно убедила себя в том, что смогу сделать наши отношения с Данькой еще более прочными.
Я готовилась очень тщательно, продумала каждое слово, которое буду произносить, представила разные варианты возможного развития событий на сегодня. Как мне казалось, я была готова ко всему.
Но все пошло не так, совсем не так.
Сначала позвонил Генка и радостно сообщил, что они ждут меня в парке, на прежнем месте.
Я предупредила бабушку, что буду в парке с ребятами, и убежала.
Даньки не было на каруселях. Там сидели только Вовка и Генка. Вовка пощипывал гитарные струны, что-то подстраивал…
Заметив меня, ребята заулыбались. Я подошла и села рядом с Вовкой, приказав себе не спрашивать о Даньке. Сами скажут. Они молчали, хохмили, рассказывали какую-то чушь, а может, и не чушь, только меня совершенно не интересовали их истории.
Я поймала себя на том, что время от времени озираюсь по сторонам и отвечаю невпопад на вопросы ребят.
Они что? Издевались?
– Где Данька? – я не выдержала.
Генка пожал плечами и как-то заметно поскучнел.
– Он обещал прийти, – отозвался Вовка.
– Да…
– Мы хотели поиграть сегодня. Он должен свою гитару принести, – объяснил Вовка.
– Здорово, – я оживилась.
Даньки все не было. И вот, когда ожидание стало невыносимым, он, наконец, появился. Даня шел с гитарным кофром за спиной. Издали махнул нам. Но я сразу поняла, что это какой-то чужой парень, не тот, с кем мы вчера гуляли.
Он слегка кивнул. Снял кофр, бережно поставил его на сиденье, уселся рядом. У него было усталое лицо, он то и дело тер глаза и смотрел на нас равнодушно, как на малознакомых людей.
– Не выспался, – он усмехнулся.
Вовка почему-то тоже.
– Я недолго сегодня, – Данька зевнул, в мою сторону он даже не смотрел.
Наташка появилась неожиданно, и вид имела победный, хотя и несколько взъерошенный. Она громко поздоровалась со всеми, причем расцеловалась с ребятами, чем развеселила Даньку, хотя и ненадолго.
– Все, – сказала Наташка, – арест снят, я оправдана по всем статьям. И ты тоже, – она посмотрела на меня, но, заметив мое сумрачное настроение, запнулась.
– Что-то не так?
– Нет, просто все сонные, как мухи, – съязвила я.
Данька снова усмехнулся:
– Мы не спали всю ночь, правда, Вовка?
Вовка смутился и опустил голову.
– Разве ты не домой пошел? – ничего глупее я спросить не могла.
– Это ты пошла домой. Я в общем тоже… но, по дороге встретил одних знакомых, они затащили в гости, нужна была гитара, я позвонил Вовке, и он, как настоящий друг, выручил, пришел с гитарой.
Они засмеялись каким-то своим воспоминаниям.
– Ты когда ушел-то? – тихо спросил Данька. – Я тебя потерял…
– Да утром, часов в шесть, – отозвался он.
– Как на меня вахтерша орала! – Данька покрутил головой и добавил шепотом: – Мы кровать сломали…
Генка кашлянул.
Данька и Вовка тихонько засмеялись, но быстро смолкли. Наташка сидела с вытянувшимся лицом.
Данька потянулся к кофру, достал свою гитару:
– Ну, что, Вовка, повеселим девчонок?
– Давай…
Они попытались играть вместе, но все время сбивались, начинали заново, то принимались петь, но обрывали песню. Перебрасывались между собой непонятными нам шутками, говорили о неизвестных людях. Генка нервничал, мы с Наташкой сидели с каменными лицами. Так продолжалось примерно с час. Мне все время хотелось встать и уйти, но я все еще надеялась.
– Мне пора, – Наташкин голос прозвучал довольно резко. Данька и Вовка оборвали невнятное бренчание. Данька положил гитару в кофр, потянулся.
– Не получается что-то сегодня, – он снова зевнул. – Отложим до другого раза.
Провожать Наташку пошли короткой дорогой. Едва спустились с железнодорожного моста, как Данька сказал:
– Ну, вам туда, а мне – туда, – он махнул рукой в сторону заводского клуба. – Пока!
У Наташки отвалилась нижняя челюсть. Я прятала глаза и злилась так, как никогда еще в своей жизни.
– Что это значит? – я почувствовала, что мой голос дрожит как натянутая струна.
– Брось, Кира, – ответил Вовка – Данька хороший парень, но по отношению к своим бабам он – просто дерьмо.
Он так и сказал «бабам».
– Я не баба! – мой взгляд был прикован к удаляющейся спине парня, в которого я имела несчастье влюбиться, и который записал меня в свои «бабы».
– Вот и не становись ею, – посоветовал Вовка.
Он что? Раскусил меня? Понял? Неужели так заметно?
– А по-моему, мы все тут «бабы», – подвела итог Наташка. Она брезгливо сморщила нос, – Что он о себе воображает? Что вообще за поклонение такое?
Она фыркнула и отвернулась, бросив через плечо:
– Надеюсь, вы проводите Киру?
– Конечно, – поспешно ответил Генка.
– Я позвоню тебе завтра, – голос Наташки смягчился, она чмокнула меня в щеку, сделала ребятам ручкой и гордо удалилась.
