– Подскажи мне, что делать…
Пересел на кровать, погладил бледную кожу Яниного лица, убрал упавшую на лоб прядь.
– …только не приказывай нести ее назад.
Потому что жизнь уже не вернется в прежнее русло, потому что все уже изменилось.
И вздрогнул, когда спустя минуту получил мысленный ответ:
«Используй Ферин – он поможет восприятию, добавит временной гибкости сознанию. Введи успокоительное – пять капель Тирамона каждые три часа. Давай ей все это три дня подряд. И три дня води по городу, объясняй, дай возможность привыкнуть. Понял?»
О том, что он все понял, Сиблинг отрапортовал уже на ходу – он мчался в Реактор, в лабораторию, за Ферином.
А спустя двадцать пять минут он мягко разбудил Яну – переложил ее голову себе на колени, погладил по щеке, попросил приоткрыть рот. Пипеткой влил между сухими губами лекарство.
– Ты все еще со мной? – спросили тихо.
– С тобой. И буду с тобой.
– Долго?
– Очень долго.
– Хорошо.
И она вновь уснула.
Глава 14
Тайра принесла такое количество фотографий, что из них сложили три стопки – одну перебирала Клэр, вторую я, третью держала на коленях сама гостья:
– Дин, там столько диковинных растений, не поверишь! Целые города, заросли из кустов и цветов, настоящие джугли…
– Джунгли.
– Ага! Когда Ким мне говорил, что такое возможно, что подобные места существуют, я ему не верила. И представляла их иначе – думала о травяном на земле ковре, об одинаковых деревьях в количестве десяти-двадцати штук…
– Десяти? – улыбнулась Клэр.
– Ага. А там их не сотни даже – тысячи. Невероятный по красоте остров. И как ты думаешь, зачем я столько нафотографировала?
Ее необычные яркие желто-зеленые глаза смеялись.
– Зачем?
– Чтобы мы с тобой в любой момент смогли туда прыгнуть и погулять. Знаешь, как сильно я мечтала об этом все это время? Нет, со Стивом нам было здорово, но ведь вдвоем с тобой – это приключение!
Приключение.
Она не забыла. Она думала обо мне все это время, скучала, вспоминала – в груди разливалось тепло.
Переваливший за середину сентябрь, за окнами серое утро, но в доме тепло и уютно. В доме свежие плюшки «от Клэр», восторженные рассказы о диковинных местах, рассматривающие разложенные на ковре глянцевые фотографии Смешарики.
– А вы, наверное, за это время с Дрейком много нового материала прошли?
– Кое-что.
Много? Не много? Как решать. Из семи книг Виилмы я прочитала лишь четыре, а осознала из них и того меньше – работы невпроворот.
– А на какую тему?
– Разбирали причину возникновения людских стрессов.
– У-у-у, так я много интересного пропустила?
– Ничего, ты способная, быстро все наверстаешь.
Она улыбалась. Смотрела на меня чуть встревоженно и с любовью.
– Знаешь, я все это время боялась, что ты обидишься на отсутствие моих звонков, а Дрейк ведь запретил… С самого начала предупредил, что звонить нельзя, что это запрещено. А я так и не поняла, почему. Каждый раз тянулась к телефону по вечерам, чтобы обо всем тебе рассказать, а Стив напоминал про запрет. Глупо, да?
И она накрыла мою ладонь своей – мягкой и теплой.
Глупо – не глупо…
Я привычно рассматривала темно-зеленые листья фурианской ижмы и тугие желтые ягоды на ее ветвях. Прохаживалась вдоль забора, вдыхала запах горячего кофе и утренней сырости, поглядывала на низкое небо и думала о том, насколько легко сидящий во мне избыточный страх мог исказить не только восприятие одной-единственной ситуации, но и весь последующий ход событий.
Обидься я тогда на отсутствие от нее звонка, и все – теперь сказала бы: «Не приходи, я занята». И, наверное, даже нашла бы занятие, чтобы оправдаться в собственных глазах – загрузила бы себя полезными делами – не притворилась, но на самом деле оказалась бы занятой. На поселившуюся внутри печаль старалась бы не обращать внимания, сопливилась бы по утрам – не сильно, но чуть-чуть, – сваливала бы все на сезонную аллергию, пила бы малиновый чай Клэр литрами. А, сидя за одной партой с Тайрой, старалась бы гнать прочь чувство, что я менее способная, менее талантливая и, значит, как следствие, менее любимая ученица Дрейка. Продолжала бы выслуживать его любовь, доказывать себе, что чего-то в этой жизни стою, надрывать, пока не надорвется совсем от добрых дел, спину.
Вот такая она – обида. Не отпусти ее, и сломает жизнь. Громко ли, тихо ли, все одно – сломает.
Я могла бы обидеться на нее – на Тайру – за отсутствие звонков или же на самого Дрейка за то, что он умнее, сильнее, могущественнее. За то, что часто отсутствует дома, иногда язвит, далеко не всегда звонит и о чем-либо предупреждает. Могла бы заполучить гору комплексов от того, что не умею готовить так же хорошо, как Клэр, что несравнимо менее вынослива, нежели другие члены отряда. Могла бы обидеться на мать за то, что та не пожелала «переселиться» и жить рядом с дочерью, или продолжать носить в себе униженность из-за рано ушедшего отца.
Стрессы – это просто. Один всегда тянет за собой другой, и совместно они наматываются в такую проволочную и колючую катушку, которую после очень сложно размотать, и только тело – оно одно – все старается и старается о чем-то сигнализировать, предупреждать, взывать.
Моя спина больше не болела, а нос не тек.
И этим утром приходу Тайры я радовалась так сильно, как никогда ранее, – безо всякой зависти рассматривала фото, слушала ее саму, впитывала подробности о месте, в котором никогда не бывала.
Обо мне вспоминали. Меня любили. По мне скучали. Мне хотели позвонить.
– Спасибо за эти две недели, Дрейк, – прошептала я, чувствуя, как остывает в руках кофейная чашка. – За то, что научил, разъяснил и показал.
И еще за то, что этим вечером я смогу прижаться к его теплому плечу и в полной мере позволить себе прочувствовать, насколько сильно любима. Без обид, без комплексов, без ненужной внутри необъяснимой печали.
И за то, что я научилась не бояться будущего.
Едва я собралась уходить от ограды, чтобы вернуться в дом, как почувствовала, что они сидят на траве за спиной – Смешарики. Смотрят на меня и на ижму. Хитрые и довольные.
И потому повернулась к ним с ухмылкой.
– Ну, что, будете признаваться, что это был за джем такой? Ведь нахитрили вы чего-то – зуб даю. Не просто так вы подарили ту баночку Эльконто.
– А-роший. Жем. Кусный.
– Вкусный-то, может быть, и вкусный. Но однозначно с подвохом. Вот только с каким?
