Тогда «то самое время» для меня еще не пришло – теперь да.
Много лет прошло. Много.
– Мам, а где ты вообще взяла эти книги? И почему?
Все еще не верилось, что они столько времени простояли у нас на полке, а я ни разу не обратила на них внимания.
– Да давно, Дин. Помнишь, я когда-то подрабатывала на книжной ярмарке?
– Помню.
Давно это было – голодные, тоскливые времена. Я училась в школе, сражалась с собственными комплексами и пыталась найти друзей, мама силилась заработать нам на еду – допоздна засиживалась в чужой лавке, сортировала товар, периодику.
– Тогда я заметила, что многие заказывают ее – Виилму. А я даже имени этого не знала – просто видела, что народ валом валит и все просят ее одну – «Закажите нам Лууле». И я заказывала одну партию за другой, день за днем, день за днем – просто бум какой-то. А потом подумала, что за черт? О чем таком уникальном она пишет, о чем я до сих пор не знаю, и заказала, хоть денег и не хватало, серию для себя. И ни разу об этом не пожалела.
Я почему-то в этом не сомневалась, хоть не успела прочитать ни строчки.
– Тогда мне в руки как раз попало самое первое издание – то, которое ты держишь. Потом ее издавали еще – я смотрела, – но не цельно, уже скомпоновав вырванную из контекста информацию – бред какой-то, – так что я успела вовремя. А почему ты вообще за нее взялась?
– Пришла пора, наверное.
На мамином лице играла улыбка. Чуть грустная, но довольная, гордая. Я знала, о чем ей хотелось сказать – «эх, взялась бы ты за нее раньше – я ведь советовала».
Ничего, всему свое время. Рядом со мной стояло ведерко с крыжовником – я с удовольствием запустила в него пятерню. Скуксилась, когда разжевала кислую кожуру, но с удовольствием заглотила всю горсть.
– Мам, а тут одной не хватает, да?
– Да. Танька брала почитать, да так и не вернула. Надо спросить, может, до сих пор у нее валяется? Или еще кому дала.
– А ты их все прочитала?
– Все. И даже не по разу. Только сложно они идут, дочь, – язык тяжелый. Лууле так умеет написать, что ты себя дураком чувствуешь, что столько лет потратил впустую. А потом умным. А потом снова дураком. И много чувства вины просыпается.
Дрейк об этом упоминал.
– Но ведь тебе ее знания помогли?
– Помогли. Думаю, если бы не она, я бы уже давно лишилась части желудка или еще пары органов. Или мучилась бы до сих пор от боли. Страшные тогда были времена, я помню. Так что, помогли, Дин.
Над высаженными перед домом цветами кружили пчелы. Неторопливо, словно стрелки часов, перемещались по земле тени, качала ароматными листьями смородина. Здесь было хорошо – здесь все еще царило лето.
И хорошо было не только от тепла и от того, что рядом сидела мама. Хорошо было от вкуса крыжовника, от запаха нового крыльца и витающего в стенах нового дачного домика любви, и еще хорошо было от знания, что совсем скоро я окунусь во что-то интересное, неизведанное и новое.
Приключения. Далекие дали, новые горизонты.
– Может, все-таки, попьешь чаю? А с собой я тебе помидоров дам, хочешь? И малину в бутылке, и вишню – соседка ведро приносила – я ее с сахаром перетолкла.
– Возьму, – я улыбнулась, – и малину, и вишню.
Что может быть лучше, чем сырники Клэр и мамина вишня к ним по утрам? Позади в комнате скрипнула половица – я обернулась. В дверях стояла бабушка.
– Дин, а ты когда приехала? Я и не слышала… На каком автобусе? На два тридцать?
Таисия Захаровна до сих пор не знала о том, что я давно уже не путешествую на автобусах, – ей этого и не нужно было знать. Мы с мамой синхронно переглянулись и улыбнулись.
– Да, баба, на два тридцать, – кивнула я и теснее прижала к груди книги – не забыть бы. – Захотелось попить с вами чаю. Соскучилась я по вам.
И почувствовала прилив той самой особенной нежности, когда лицо старенького и родного человека осветилось счастьем.
* * *
Из всех книг, прочитанных в детстве, больше всего я любила серию «Волшебник Изумрудного города». Что-то влекло меня к ней, словно ее страницы были пропитаны волшебством – приключениями, жаждой побед, честными сражениями, красотой неизведанных мест, мечтами, надеждами. Я читала их запоем – сначала «Волшебника», затем «Урфина Джуса», «Желтый туман», «Семь подземных королей» – и до сих пор помнила плывущую в темной пещере лодку, запах сырости и плеск невидимых волн. Слышала разговоры героев, будто своими ушами, – я была там с ними везде – в походах, в битвах, на отдыхе, в горе, радости и сомнении. И каждый раз, усаживаясь читать, знала – меня вновь ожидает чудо.
Удивительно, но за книги Виилмы я принялась с тем же чувством – предвкушением волшебства.
Да, на этот раз в моих руках далеко не детская книга – в ней нет ни походов в неизведанные места, ни побед, ни поражений – и все же они есть, только все над собой. Я знала, что, открывая первую страницу, я вновь, как когда-то в детстве, погружусь в длительное и полное трудностей и геройских свершений приключение, пройду длинную дорогу, вырасту и поднимусь над собой, стану лучше.
Аминь. Хватило бы сил.
Полюбовавшись на одуванчик, я распахнула «Душевный свет» и прочитала следующие строки – «Посвящается всем, кто хочет понять…»
Прошел всего час, но его с лихвой хватило для того, чтобы осознать одну удивительную вещь – они все говорили об одном и том же – Дрейк, китайцы и Виилма (и не важно, кто из них был первым, ведь Знание едино и, значит, первенство не важно) – о связи эмоций со здоровьем.
И если «Рефлексотерапия» учила прямому точечному воздействию на энергетические каналы с целью исцеления физического и эмоционального здоровья человека, то Лууле учила… Прощению.
Да-да, тому самому методу, о котором рассказывал все последние дни Дрейк. Только своими словами – честными, прямыми, хлесткими. Учила понимать, что только ты один и никто другой способен исправить сотворенное тобой же, обрести душевное равновесие и вернуть эмоциям верный баланс. Рассказывала, что Бог есть Свет, а, значит, Любовь, а Любовь дарит всему сущему жизнь – я носилась глазами по строчкам, как сайгак. Впитывала новое о законе Кармы, обучении, возрождении, полярности и заново, на этот раз вместе с Виилмой, училась прощать.
А еще через час я носилась по комнате уже физически – искала блокнот. Вдруг поняла, что никоим образом не смогу обойтись без записей. Нашла, расчертила его на таблицу и принялась записывать:
«Страх «меня не любят» блокирует: голову, шею, загорбок, руки и спину до третьего грудного позвонка…»
Он был прав – Дрейк! Она все расписала!
«Смесь страха/любви/вины – вызывает болезни сердца, легких и груди…»
«Вина/экономические проблемы = болезни поясницы, половых органов…»
