«И совсем не сочетаются с остальной одеждой».
Не сочеталось в мужчине и кое-что другое: манера говорить, действовать и движения его тела. Поначалу Каська все никак не могла сообразить, что именно ее смущает, затем неожиданно доперла – он вел себя, как главнокомандующий. Как «богатый» главнокомандующий неким элитным подразделением десантников – бойцами высшего сорта и класса – Джеймсами Бондами? Подумала так и усмехнулась собственным мыслям – какой бред. А чем еще объяснить холеный вид, надменность миллионера, замашки тирана и умение двигаться грациозно, как пантера?
«Не забудь про руку в перчатке… Сквозь стекло…»
Про это думать не хотелось. Потому что не хотелось чувствовать себя сумасшедшей.
Диванные «посиделки» похитителя утомляли, как утомляло постоянное ожидание чего-то плохого, затекшие запястья, зад и спина.
На невидимой ей отсюда кухне, где-то за стеной, капала из крана в железную раковину вода.
«Проснувшись», он снова держал ее за запястье – ладонью другой руки сжимал очередной прибор «из чемоданчика», смотрел на маленький экран и хмурился.
– Что ты все пытаешься измерить? – не удержалась и язвительно поинтересовалась Яна, когда стрелки часов, наконец, ходом улитки доползли до часа дня. К этому моменту она настолько устала сидеть, что начала раскачиваться взад-вперед, чтобы хоть как-то разогнать загустевший в теле кровоток.
– Не дергайся.
– Я не дергаюсь – я в туалет хочу.
Ее не услышали. Пикнул прибор, табло выдало новую цифру, безымянный похититель нахмурился сильнее, покачал головой и сквозь зубы процедил: «Не понимаю».
– Что не понимаешь? Так расскажи, что ищешь-то? Нет у меня экстрасенсорных способностей. Не-ту! Я даже в лотерею ни разу в жизни не выиграла. Мысли читать не умею, предметы на расстоянии двигать тоже, сквозь стены видеть не могу. Не летаю, не исчезаю на месте, не телепортируюсь на дальние расстояния.
При этих словах на нее как-то странно взглянули.
Каська раздражалась все больше:
– Штрафам не подвергалась, не судима, не привлекалась…
В ответ тишина.
– Я в туалет хочу!
Взгляд серо-зеленых глаз оторвался от прибора и мигнул. «Робот Вертер» смотрел на нее долго и удивленно, будто никак не мог сообразить, для чего людям требуется в туалет?
– Сам понесешь или развяжешь? – ехидно и зло крякнула Яна.
Теплые руки, касания которых она уже помнила наизусть, потянулись к веревкам на ее запястье.
«Какой податливый. Может, не такой он и злой?»
Иллюзия мягкости быстро растаяла, стоило прозвучать следующей фразе:
– Только туда и обратно. Попытаешься выйти наружу или дать знак соседям – накажу. Попытаешься стащить с кухни ножи или другие столовые приборы…
– Да-да, «накажу». Я поняла.
И она отпнула ногой сползшие с лодыжек веревки.
Часом позже.
Она и сама не заметила, в какой именно момент пропал страх. Хотя, «пропал» – неверное слово, страх временно притих, успокоился и замер, готовый вырваться наружу при первом же сигнале опасности.
Но опасности все не было. В туалет ее отпустили, после связали не так крепко – пощадили конечности, – воду с кухни в металлической кружке носили исправно. Скучно, душно, тяжело. А еще до бесконечности нудно и однообразно.
Резать ее, похоже, не собирались, насильничать тоже. Как объект сексуального интереса не рассматривали, а вот как некий другой объект, представляющий скрытую ценность, все еще рассматривать продолжали.
Черт, как же она устала от этих проводков, заглядываний в глаза, изучения внешней поверхности кожи, непонятных слов «почему,… не понимаю,… как такое возможно?» и «сна» похитителя. Устала, и потому уже не могла молчать – болтала, как неисправное радио.
– Чего не понимаешь? Ты расскажи – будем «не понимать» вместе. Ты зачем меня в эту квартиру притащил, что пытаешься найти? Да если бы я представляла хоть какую-то ценность, разве меня бросили бы родители? Разве пришлось бы мне расти в детдоме? Поверь, я давно бы обнаружила в себе скрытые таланты и зарабатывала на них. Но их нет. Нету их! Кстати, а сколько ты собираешься мне заплатить за «исследования»?
Незнакомец в куртке стоял у окна. Сложив руки на груди, он смотрел во двор и молчал.
– Что показывают твои приборы? Чем моя «шкура» тебя так привлекает? Что в ней особенного? Ты целое утро убил на какие-то изыскания, а мне так ни слова и не сказал. Это нечестно, не находишь?
Похититель ее то ли не слышал, то ли не слушал – ничего не ответил и на этот раз.
Вместо этого вернулся к креслу, достал из кейса маленький пузырек с жидкостью, отвинтил крышку и поднес к Яниным губам.
– Пей.
– Не хочу.
– Пей!
– Не хочу, говорю!
– Я что, уговаривать, думаешь, буду?
– А что, просто запрокинешь мне голову назад, зажмешь нос, положишь на губы марлю и вольешь в глотку?
Глаза напротив удивленно моргнули.
– А зачем марля?
– Затем? Не знаю. Так в фильмах показывают. Ладно, давай уже выпью. Не яд ведь?
– Нет.
– И не горькая?
– Не знаю, не пробовал.
Каська тяжело вздохнула.
* * *
А двадцатью минутами позже она потребовала «поесть».
Поесть.
Черт, он об этом не подумал. Пошел на кухню, проверил холодильник – пусто. Куда идти, где доставать еду?
– Что ты ешь?
– В смысле, что я люблю?
– Просто – что ешь?
Пленница, набычившись, смотрела в окно.
– Значит – все, – подвел итог Джон и принялся собираться – проверил, на месте ли ключи, бумажник, на секунду задумался, в какую сторону лучше идти, когда выйдет из подъезда.
– И ты не думай, я буду умницей, – принялись увещевать его масляно, – ты только меня пока развяжи. Я не попытаюсь сбежать – не буду ломиться в дверь, стучать в стену соседям или махать белой тряпкой из окна. Я только разомну конечности, а вести себя глупо не буду…
– Не будешь, не будешь, – подтвердил Джон сухо, – потому что ты будешь спать.
– Что?!
Он протянул руку и коснулся лба под пепельными волосами пальцем.
Яна обмякла.
* * *
На улице моросил дождь. Тонкая куртка исправно спасала от прохладного ветерка; скопом летели на землю сорванные с деревьев листья – неумолимо и сыро дышала в спину жителям Екатеринбурга осень.
Сиблинг двигался в сторону широкого проспекта по наитию: где больше людей, там и больше еды. Шагал, втянув голову в плечи, на прохожих почти не смотрел – привычно сканировал тех мысленным взором, чтобы в случае необходимости предотвратить потенциальную опасность, – думал о своем.
