Нет, там… ей, должно быть, показалось.
Не мнут Глок, как пластиковую игрушку.
Показалось… два раза.
– Тебе не показалось.
Мужчина, назвавшийся Джоном, покачал головой – прочитал ее мысли? Невесело улыбнулся, вновь о чем-то задумался. И вдруг впервые, вырвав ее из изумленного молчания, назвал по имени:
– Яна, я приехал издалека. Здесь, – заминка, – в твоей стране, я нахожусь впервые.
– Путешествуешь?
Она отчего-то занервничала. Забоялась услышать продолжение – напугалась того, что по какой-то причине не сможет понять или принять то, что там прозвучит – попросту не поверит.
– Нет. Я приехал из-за тебя.
Курить хотелось все сильнее. Мятая пачка ментоловых сигарет лежала в сумочке – достать бы, задымить.
– Можно… я покурю?
– Не стоит. Не до того, как мы договорим и решим – ты решишь, – что делать дальше.
Она обреченно кивнула – ладно, еще покурит, успеет. И он прав: ведь если речь идет о поцелуе, зачем пахнуть табаком?
С каких пор тебя это волнует?
Джон, тем временем, обдумывал, что сказать дальше. Решал, сразить ли ее маткой-правдой наповал или же разойтись в пространных объяснениях? Тишина все длилась; на улице кто-то выгуливал собаку – большую, судя по низкому хриплому лаю, шавку. От соседнего дома доносилась музыка – оставшиеся без родителей подростки закатили вечеринку.
А, может, день рождения…
– Я не местный – это ты уже поняла. Не вдаваясь в лишние подробности, просто скажу, что там, где я живу, люди – не все, но некоторые, – развились куда сильнее и основательнее других.
Она не перебивала – ждала продолжения. Дождалась. Видела, что похитителю не особенно хотелось говорить, но иного выбора она ему, судя по всему, не оставила. А, может, решение поделиться «наболевшим» принял он сам. Знал, что это увеличит шансы на получение заветного поцелуя.
«Хорошо быть феей, за которой гоняются. Я прямо какая-то волшебная».
Вот только ощущение сказки все не приходило.
– Развились. Что это значит? Я не понимаю.
– Давай скажу так – в ходе своего развития я приобрел некоторые необычные для человека способности. Назови их, если хочешь, сверхспособностями.
Приехали. Каська хмыкнула.
– То есть мне не показалось, что ты погнул Глок?
– Не показалось.
– И что руку… сквозь стекло… – при воспоминании об этом ей опять сделалось дурно.
– Не думай об этом сейчас, хорошо? Это не важно.
Голос ласковый, а глаза серьезные. Нетеплые, хищные, но в данный момент неопасные.
– А что… важно?
– Важно другое. Ты спросила: почему я не могу снять проститутку? Отвечу прямо – я не смогу ее коснуться. Точнее, она меня. Меня, в силу определенных обстоятельств, не может коснуться ни одна из существующих женщин.
– В смы…
– Не перебивай. Ты все верно слышишь. Я уже сказал, что я, а точнее род, к которому я принадлежу, развился куда сильнее прочих людей, что включает в себя и измененный энергетический фон – фон, слишком сильный для того, чтобы его смог выдержать обычный человек, в том числе любая женщина.
– Но ведь я могу?
Одна из деталей головоломки в Яниной голове вдруг щелкнула и встала на свое место: измерения. Он целый день что-то тестировал, трогал ее запястье, ощупывал ладони и пальцы. И тогда, в машине на подземной парковке, сказал не «ты мне нравишься» или «давай перепихнемся», а «потрогай меня». Помнится, тогда она погрузилась в шок.
Да и теперь недалеко от него ушла.
– А… почему?
– В этом и заключается главный вопрос, – Джон смотрел на нее, как на редкий вид насекомого – красивый, завораживающий, но чужой вид. – Я целый день пытался это выяснить, но так ничего и не понял.
– И ты поэтому… все это время в перчатках?
Она заметила эту странную особенность с самого начала – еще подумала, что он не желает «светить» отпечатки.
– Да. Мои обнаженные руки для людей хуже электрошокера.
– Серьезно? А остальные части тела?
– И остальные тоже.
В серо-зеленых глазах мелькнули смешинки. Где-то очень глубоко, но они чуть-чуть разрядили напряженную атмосферу.
– Не верю… Не могу. Сложно.
Губы Джона поджались не то в укоризне, не то в разочаровании – мол, я сказал правду.
А ведь он совершенно серьезен. Он рассказывает то, что есть на самом деле.
– И ты поэтому целый день опутывал меня различными проводами и датчиками?
– Да.
– Блин, а просто спросить было нельзя? Попросить… нормально?
– Я попросил.
Он удивленно моргнул.
Нет, он все-таки псих – попросил он. После того, как затащил в первый раз в машину что ли? Но в данный момент по-настоящему сильно Каську волновал другой вопрос:
– А как ты узнал? Что я… не такая, как все?
– Меня проинформировал об этом… один аноним.
– Аноним?!
– Да, я пока не выяснил, кто это был. Но выясню.
– Когда выяснишь, передай его имя мне, – удавлю собственноручно.
Последнюю часть фразы Яна озвучивать не стала – все прекрасно читалось по ее лицу.
– Думаю, моего гнева хватит за двоих.
И она впервые взглянула на него с удивлением:
– Так ты не хотел, чтобы нашелся кто-то особенный? Чтобы кто-то мог тебя коснуться?
Молчание. Ровный, как поверхность зеркала, взгляд.
– Сначала не хотел.
Тикали на стене пресловутые круглые часы; почти девять вечера. Может, и хорошо, что дома ее никто не ждет. Никто не волнуется.
– А теперь?
– А теперь? – сплетенные в решетку пальцы пошевелились и замерли. – Теперь я прошу тебя о поцелуе.
«Значит, Джон. Живет непонятно где. Развился сверх какого-то предела и заявляет о том, что другие женщины его «потрогать» не в состоянии…»
Яна усиленно пыталась понять, дурят ее или нет? Если да, то зачем так изощренно? Чтобы затащить женщину в постель, обычно требуется другое: положительные эмоции, комплименты, романтические поступки, ухаживания, а от субъекта напротив не то что «не пахло» ухаживаниями – он, кажется, вообще о существовании в жизни «романтики» не подозревал.
Полудурок. И одновременно умный.
Точно не от мира сего.
Человек в серебристой куртке терпеливо ждал, теперь смотрел не на нее, а в сторону – Яна хмурилась. Чувствовала себя не то находящейся в цирке на выступлении иллюзиониста, не то «тугодумкой», как ее часто называла Захаровна, которая вела в детдоме математику.
