«Хотел бы – пришел бы!» – отвечала себе зло, а уже через минуту вновь вспоминала теплые ласковые руки не то Джона, не то «мистера-как-его-там», не то местного, не то американца – человека, способного ладонями растворять стаканы.
А она дура-дура-дура! Кому поверила? Зачем? С какой стати?
Решено. Она пойдет на вокзал завтра. Бросит к черту ненавистную работу, соберет малочисленные пожитки, достанет из жестяной банки, куда сложила их три дня назад, деньги и уедет – да, уедет.
Высохли непролитые слезы, чуть ровнее забилось сердце – от принятого решения Яна сделалась пустой и легкой, как летящий по ветру мешок с оставшимися на дне сдобными крошками.
* * *
Нордейл.
Лекция. И мы вновь говорили о стрессах.
О том, что сарказм и ирония на самом деле не имеют никакого отношения к шуткам, а являются лишь скрытой злобой тех, кто не умеет или боится говорить прямо, – проще говоря, «ширмой» для «лжехороших» людей. О том, что, когда кто-то говорит: «я же тебе говорил» или «я тебя предупреждал», – он всего лишь испытывает страх: «не предупредил – значит, плохой. А если меня не послушали, значит, меня не ценят и не любят». И получается, что фраза «я же тебе говорил» – не что иное, как отражение чьего-то глубоко засевшего и почти незаметного с поверхности чувства вины.
Любопытно, но если разобраться в хитросплетениях работы механизма стрессов как единой системы становится понятно, что обижаться в этом мире, по сути, не на что и не на кого. Уравновешенный человек никогда никого не винит, как не винит и себя. Учится на собственных ошибках, но не зацикливается на них. Прощает себя и прощает других. Такой человек никогда и никуда не торопится, так как знает, что везде успеет. Не просит лишнего, так как верит, что будет дано с избытком. Не дарит подарков, чтобы после проверить, «а куда их поставили и используют ли?» Не злобится в ответ на грубые реплики, легко отпускает, умеет не копить страхи, если те вдруг промелькнут на безоблачном небосводе мудрого сознания, не пытается учить, но делится советами, не судит, если кто-то учиться не желает.
Интересно, а можно ли стать настолько уравновешенным человеком? Нет, на самом деле – можно ли?
На сей вопрос Дрейк ответил весьма туманно:
– Можно. Но высвобождать из себя придется очень много. Прощать свои предыдущие воплощения в прошлых жизнях, прошлый опыт, нынешних и прошлых родителей и все детство целиком. Всех родственников, всех друзей, всех знакомых. Отпускать-отпускать-отпускать. Не думаю, что человеку в той форме, в которой он существует здесь, в физическом мире, это нужно, потому что далее ему не понадобится оболочка в виде тела – он будет развит достаточно, чтобы перейти в иной вид существования.
– Умереть?
– Да. И это прекрасно. Для меня странно, что люди боятся смерти, – хотя, почему странно? Люди боятся всего. А ведь смерть – прекрасный и величественный переход в безвременное измерение. Если бы люди каждый день проживали с осознанием собственной смертности – не со страхом вскоре умереть, но именно с осознанием «я – человек, я здесь временно, ибо я смертен», все было бы иначе. Никто бы не цеплялся с таким упорством за материальные и во многом не нужные ценности, не гнобил бы себя сверхтребовательностью, не гнался бы за иллюзорным богатством, но учился бы, созерцал, строил, наслаждался. Любил.
На этом месте мой учитель затих.
Удивительно, но сегодняшняя тема вторила и моим собственным недавним размышлениям о том, что очень часто люди в погоне за материальными ценностями – погрязшие в накоплении, жадности, желании заполучить, как можно больше – забывают о главном – о внутренней гармонии, о моменте, в котором живут сейчас. Исхлестывая себя мысленными плетьми, они несутся вперед – «сделать/смочь/стать лучше» – и действительно становятся лучше, но какой ценой? Желание быть лучше кого-то всегда ведет к одному – к гордыне: «О да, теперь я лучший! И, значит, смогу накопить еще больше, еще больше купить – обставить квартиру, построить дачный домик, забить дорогими вещами гардероб», – но к чему ведет гордыня? К чему ведет жадность? К презрению. Возвышаясь над другими, мы начинаем унижать других.
Я лучше. Я лучше. Я лучше.
Чего? Кого?
Возможно ли быть лучше себя?
А ведь Дрейк прав – скажи человеку: «Тебе осталось жить два месяца», и куда только подевается жадность? Почему вдруг сразу поблекнет позолота на украшениях, почему потеряют запах и привлекательность деньги, почему перехочется забивать кладовые вещами – их мы сможем унести с собой? И на что в таком случае захочется потратить последние и самые ценные шестьдесят дней?
На любовь.
На то, чтобы сказать близким нужные слова, на то, чтобы заполнить каждую минуту добротой, нежностью, заботой – ведь лишь на этих вещах отсутствует этикетка со сроком годности. Мы копим, собираем, укладываем богатства рядами и штабелями. Обижаемся на других, обвиняем их, болеем. А когда болеем, вдруг начинаем понимать, что все это время гнались за призраками. Нет, богатство важно – как материальное, так и душевное, – вот только достигается ли оно оскорблениями, злобой, осуждением? Рождается ли из гадкого прекрасное? Зачем, принижая других – более глупых, примитивных, еще не прошедших свои уроки людей, – мы пытается за счет них стать «выше» ростом?
Добро рождается через добро. Гармония обретается в равновесии. Равновесие рождает крепкое здоровье, а, значит, счастье. Все так просто и так сложно.
Едино в своем непостижном балансе.
Наверное, мы с Дрейком друг друга стоили – оба молчали, оба размышляли, философствовали в тишине текущего за окном осеннего дня. А после я случайно бросила взгляд на собственный палец и вдруг вспомнила, о чем хотела спросить:
– Униженность.
– Что?
– Лууле пишет, что воспаления в теле вызывает униженность, так?
– Верно.
– Смотри, вчера я порезала палец, а сегодня он воспалился. Палец, символизирующий отца, – почему? Ведь у меня нет отца. А если так, как я могу чувствовать насчет него униженность?
– Легко, – на лице Дрейка отразилось удивление. – Давай я тебе кое-что поясню для начала. Помнишь, как-то я говорил о том, что, как только ты начинаешь заниматься прощением и, значит, «слышать» собственное тело, тело моментально реагирует на это? Нет, я не имею в виду выздоровлением, хотя и этим тоже, – но реагирует, как светофор? Выдает тебе все сигналы о когда-либо накопленных стрессах – ведь ты же теперь слышишь? А если слышишь, значит, можешь помочь ему от негативной энергии избавиться? Конечно, оно выдает тебе все подряд – боли во всех частях, воспалениях различного рода, хвори – как бы говоря: «Видишь? И вот тут болит – разберись. И еще вот тут – давай отпустим тоже. И тут…»
– Короче, проще было не начинать, – смеясь, подвела я итог. – Жил себе – не тужил, а как только начал прощать, сразу стал инвалидом, у которого все резко заболело.
