Процарапанная кем-то дырка в поверхности из прессованной древесной стружки, утопленная до основания кнопка с полустертой цифрой «2»; грязный, порванный в двух местах линолеум на полу – детали Джон отмечал на автопилоте.
Она была уже близко – Яна. Так близко, что у него возникало ощущение зуда, – ложное, эфемерное, сигнализирующее о подступающем эмоциональном перевозбуждении, которое являлось всякий раз, стоило им физически сблизиться.
И да, Сиблинг волновался – на этот раз куда сильнее, чем прежде. А все потому, что решился пойти на отчаянный шаг, который впоследствии мог стоить ему формирования непоправимой точки искажения событий на их совместной линии судьбы – он решился пойти ва-банк.
Все или ничего.
Да, будет сложно, будет жестко и в какой-то мере даже страшно – ему, не ей. Но он должен.
Кабина вздрогнула и остановилась; завращались раздвигающие двери шестерни.
Перед тяжелой металлической дверью он какое-то время стоял неподвижно – темный силуэт на фоне блеклой в отсутствии освещения стены, – принюхивался, ждал, морально готовился к тому, что собирается переступить точку невозврата.
Три. Два. Один.
Пора.
* * *
Мокрые ресницы подрагивали; с соленых щек подушечками пальцев он осторожно стирал влагу – Яна продолжала плакать и мычать.
До того как он связал ей руки и заклеил скотчем рот – не прихоть, но необходимость, – она успела многое: вскрикнуть от страха, когда он неожиданно показался со стороны коридора, оклематься от шока, огрызнуться на вопрос «ты снова куришь?», вихрем слететь с подоконника и попытаться залепить ему пощечину.
Джон так и не понял, от чего она негодовала сильнее, – от того, что в прошлый раз он ушел, не попрощавшись, или же от того, что пришел и нарушил ее покой теперь?
Да и так ли важно? Она здесь, она рядом – живая, здоровая, дерзкая и неугомонная – все, как обычно. Его пламенная девчонка – если не встретит поцелуем, то встретит железным кайлом – Сиблинг не успел разобраться, нравится ему эта черта характера или нет – не время разбираться и сейчас.
Позволив себе побыть рядом с «пленницей» несколько минут – насладиться ее запахом, теплом кожи, ароматом волос, – Сиблинг поднялся. Пора начинать. В следующие сутки разум Яны либо примет все, что ему покажут, либо навсегда схлопнется и отсечет деструктивный пласт памяти – отсечет вместе с тем, кто его туда поместил, – вместе с Джоном.
Создатель, помоги ему. Пусть она окажется сильной не только снаружи, но и изнутри.
Пусть сможет.
Пусть все увидит. И останется.
– Это тебе с собой нужно?
Он крутил в руках извлеченный из пакета новый сапог без каблука.
– У-а-а-о-о-о!? – моталась из стороны в сторону пепельная голова. Вопрос был понятен без слов: «КУДА С СОБОЙ?».
Конечно, он ведь ничего не объяснил, и теперь она смотрела на него выпученными глазами-пятаками.
– А это?
Куртка тоже не прошла критический отбор и отправилась обратно в пакет; Джон кружил по комнате, внимательно осматривая вещи:
– Документы тебе не понадобятся, такая одежда тоже. В сумочке есть что-то полезное – кроме сигарет?
Со стула послышалось крайне возмущенное «м-м-м!!!»
Сумочку он на всякий случай взял.
Деньги не нужны, нижнее белье – с ним она разберется позже, – верхняя одежда – нет…
В итоге в его руках осталась только коричневая женская сумка из кожзама и старые кроссовки, которые он принес к стулу, поставил на пол и пояснил:
– Сейчас я тебя обую. Попробуешь меня пнуть – отключу. Шутить я не умею – ты это знаешь.
Яна продолжала смотреть на него с изумлением; Джон так и не понял, рады его визиту или нет.
Портал он решил открыть на кухне – так надежнее. Не понадобится потом запирать квартиру, беспокоиться об оставленных пожитках, а так же можно будет вернуться по следу прямо в точку отправления – удобно. Прежде чем открыть проход, запер кухонную дверь – сделал все дистанционно, взглянул на свою «будущую вторую половину» (если она ей станет, пережив следующий день), спросил требовательно и жестко:
– Знаешь, что за этой дверью?
И кивнул в сторону кухни.
Яна покосилась. Два раза моргнула, с сомнением качнула головой.
– Точно знаешь?
– У-у-у.
– Ты думаешь, что там кухня, верно?
– У.
– Уверена?
Колыхнулись вверх-вниз платиновые волосы, в то время как взгляд уже принял знакомое выражение – «ты совсем идиот?»
Увы, не идиот.
– Поднимайся.
Мычание.
– Зачем, узнаешь через минуту. Поднимайся.
Яна встала со стула, неуверенно переступила кроссовками по чистому ковру, взглянула вопросительно.
– Пойдем. Прогуляемся на твою…«кухню».
Когда дверь распахнулась, он на несколько секунд застыл – позволил себе полюбоваться ошарашенным выражением девичьего лица: там, где раньше располагались четыре стены, посудный шкаф, стол, плита на три конфорки и пара стульев, теперь зиял ночной пейзаж – темный горизонт, светящийся вдалеке город, покрытый лесом холм справа. На дороге, берущей начало прямо от порога – края отставшего бежевого линолеума, – стоял автомобиль; из прохода тянуло ночной сыростью и смешанным ароматом трав.
– Ну что, прогуляемся? В мой мир.
«Мой мир» он произнес с нажимом – раньше ему не верили, теперь придется.
Пленница ощутимо пятилась назад и протестующе замычала – глаза ее теперь занимали добрую половину лица.
– Давай-давай, вперед. Пришла пора узнать, где я живу.
– М-м-м-м!!!
– Ничего не знаю – ты просила показать, так?
– М-м-м-м!!!
– Вот я и показываю.
И жесткая рука толкнула ее вперед – в пейзаж, который располагался там, где ему не следовало, и который по закону физики попросту не мог существовать там, где существовал.
Стоило кроссовку ступить из квартиры на хрустящий гравий, как Яна начала медленно оседать и заваливаться на бок, – теряла сознание.
– Так и я думал, – проворчал Сиблинг, подхватывая обмякшее тело на руки. – А ведь это еще только начало.
Лежа на краю его широкой кровати – уже без стягивающих запястья пут и скотча на губах, – она выглядела маленькой и беззащитной. Раздевать ее он не стал – только стянул кроссовки, поставил их у кровати; сам опустился в кресле.
Он поступил жестко, да, почти подло – вогнал ее сознание в шок, – но что еще делать там, где слова не сработают? Только показать. Она хотела знать, где он живет, кем работает? Завтра увидит все и даже больше.
