Тринадцать двадцать две. Одна за другой возвращаются две пары бойцов, посланных на разведку. Противника не обнаружили. Следовательно, все урки сосредоточены в одной точке.
Тринадцать тридцать. Скрытно подходим к дому, в котором засели бандиты. Разведчик, оставшийся следить за противником, сообщает, что изменений нет. Все сосредоточены в одном помещении, никто не выходил. Возможно, отдыхают или под наркотиками. Ворота закрыты. Рядом на улице припаркована «скорая». Забор чуть выше человеческого роста.
Подзываю бойца:
– Пригнись.
Встав ему на спину, осматриваю двор. Строение, в котором находится противник, расположено справа от ворот. Единственное окно обращено на северо-запад. Отлично.
Спрыгиваю, отдаю распоряжение:
– Нужна устойчивая подставка в метр высотой или чуть более. Ящик, повозка, что угодно… Фазыл, сработаешь по цели.
У него за спиной, как всегда – труба эр-пэ-гэ, а на голове – армейский зимний шлемофон.
– Выстрел жалко, – ворчит Фазыл. – Может, проще – гранату в окно, а потом из «калаша», если кто выскочит? Для надёжности.
– Выполняй, – отрезаю. – Экономист.
Не хочу даже минимального риска. Любая случайность – и кто-нибудь из ребят может поймать пулю. Нет, тварей надо прихлопнуть одним ударом. Раздавить каблуком, как ядовитых насекомых.
Один из бойцов пригоняет из соседнего двора тележку на двух колёсах. Указываю, где установить – вплотную к левому углу забора. С этой позиции траектория выстрела практически перпендикулярна стеклу в окне мехмонхоны. Расстояние – двадцать пять метров. Бойцы заклинивают колеса. Фазыл приподнимает клапаны шлемофона, затыкает уши ватой и взбирается на подставку. Раскачивает тележку, подпрыгивает – проверяет устойчивость. Снимает с плеча трубу, присаживается на колено, кивает второму номеру. Второй возится, неловко вставляя выстрел в гранатомёт.
– Болтиком на себя… – ворчит Фазыл. – Ну что, готово?
Встаёт, вскидывает трубу на плечо, укладывает ствол на верх забора. Оглядывается:
– Сзади все отошли? А то сожгу. И уши заткните… Стреляю.
Из казённой части ствола бьёт огненная струя. Звук выстрела бьёт по ушам. Ракета бьёт в окно. Время: тринадцать сорок три.
Фазыл соскакивает с тележки.
– Готово! Придётся хозяевам новую мехмонхону строить.
От старой – груда камней. От бандитов, ежу понятно, – отбивные с косточкой. Комсомол с двумя бойцами идут посмотреть, не нужно ли подчистить. Стволы наготове. Вскоре Комсомол кричит:
– Порядок!
Стоявший с ним рядом сорокапятилетний боец по прозвищу «бобо», дед, срывается с места и бежит куда-то за дом.
– Эй, Мардон-бобо, ты куда?!
Тот кричит на ходу:
– Посмотрю, может, на заднем дворе сено горит.
Бойцы смеются, улюлюкают:
– У тебя, старый, наверное, что-нибудь жидкое в кишке загорелось…
Через минуту Мардон-бобо зовёт:
– Даврон! Сюда иди!
Бойцы хохочут.
Направляюсь на задний двор. Почти вплотную к развалинам мехмонхоны притулилась какая-то хозяйственная постройка. Сарай или хлев. Из раскрытых ворот на карачках выбирается человек в камуфляже. Ползёт по двору. Определённо, контуженный. Меня не видит. Временная слепота.
Да это же Рауф! Жив! Что он делал в сарае? Дрочил? Могли бы упустить, если б Мардону-бобо не приспичило. Пинаю гниду ногой в бок.
– Вставай.
Припадает к земле, вновь приподнимается и ползёт. Подходит Комсомол, достаёт пистолет.
– Надо бы завершить. А то один остался, ни туда, ни сюда…
Останавливаю:
– Отставить. Шлёпнешь – и что? Во-первых, в таком состоянии он даже не поймёт, что его расстреливают. Эвтаназия, а не казнь. Во-вторых, если уж казнить, так перед строем. Чтоб бандюги прочувствовали, что к чему. Усёк? Тут такое дело… Я никому ещё не говорил, тебе первому. На днях уеду, с концами. Останешься за главного. Если захочешь. Словом, учись, пока есть возможность.
– Я и учусь, – отвечает Комсомол и с размаху засаживает Рауфу ногой по рёбрам.
В сарае обнаруживается парнишка. Избитый, изрезанный ножом, контуженный, едва живой. Приказываю оказать первую помощь. Вколоть промедол из аптечки, обработать порезы антисептиком, перевязать. Расспрашивать бесполезно.
– Он сейчас ничего не соображает. Придётся ждать, когда придёт в чувство, – говорю Комсомолу. – Без него вряд ли найдём, где кишлачные прячутся. В общем, размещай бойцов на постой в соседнем доме.
Утром на свежие мозги принимаю решение: искать, где скрываются местные, или ожидать, что сами выйдут, смысла нет. Бандиты обезврежены, а остальное – не моя забота. Сегодня же вернусь в Ворух. Контуженного парнишку придётся взять с собой. Одного не бросишь, а когда объявятся односельчане – неизвестно.
Семь ноль пять. Выхожу во двор. Нахожу Комсомола на летней кухне под навесом. Шаманит над котлом, стоящим на очаге.
– Манную кашку бойцам готовишь? – спрашиваю.
– Лекарство. Вчера стали шарить по домам, искали, чем бы брюхо набить. Нажрались какой-то дряни. Ночью началось. Дрищут, блюют, температурят…
– Сколько?
– Все. Кроме Мардона-бобо и Алика.
– Меня почему не разбудил?
Разводит руками. Понимаю: хотел примерить роль главного. В любом случае, на сегодня отъезд отменяется.
– Контуженные как? – спрашиваю.
– Пацан в себя приходит, Рауф не мычит, не телится.
Парнишка сидит в маленькой каморке, прислонившись к стене. Мотает головой. Говорит с трудом. Постоянно жалуется на головную боль. На бинтах проступает кровь. В итоге из его бессвязного лепета складывается следующая картина.
Кишлачные старейшины не сомневались, что Зухур будет жестоко мстить за убийство караульного. Решили действовать, как обычно в прошлом. Знают по рассказам стариков. Лет семьдесят назад прятались и от красных, и от басмачей. Есть какое-то ущелье неподалёку от кишлака, проход в которое не отыщет ни один чужак. По словам парня, идеальное убежище. Вода, пещера, где можно разжигать огонь, не выдавая дымом местоположение. И прочие удобства. Где находится? Это из парнишки даже Рауф не вытянул, а уж как старался. Я даже не спрашивал. Мне до фонаря. Пусть хоть вечно сидят в своём тайнике.
В пустом селении остались пять парней. Не ушли со всеми из гордости. Из потребности дать отпор. Засели на въезде с охотничьими ружьями и двумя автоматами, отнятыми у караульных. Естественно, долго продержаться против душманов не смогли. Закончились патроны. Одному из парней удалось сбежать. Трое были убиты. Один ранен. Его-то Рауф и пытал…
Входит Комсомол с чашкой какого-то горячего пойла. У него то ли дед, то ли бабка лечили травами. Он малость перенял. Протягивает чашку парню:
